Ясноствольные березки, стройные и кудрявые, поднялись в самом центре становища, и никто не решился срубить их, хоть и мало места людям было, береза — дерево священное, от них добра много было, да силы, да светлее делалось вокруг и на душе тако же.

Нынешним вечером много народу там собралось, все жители становища, они сгрудились вокруг одного человека, и этим человеком был Ян.

Ингерд тихо подошел и остановился в сторонке, стараясь в общем говоре уловить важное, волки уселись на землю по бокам. Сперва было ничего не понять, потом Ингерд выхватил слова "красное перо" и «одда-отунг», но связать их не смог. Потом его заметили, и по толпе от краев к середине пронесся испуганный шепот:

— Волк! Черный Волк со своей стаей!..

Ингерда не заботило, что его страшится собственное племя, он всегда был тут чужим, а теперь и подавно. Люди молча расступились, давая ему дорогу, и он прошел туда, где стоял Ян, а волки за ним — след в след.

Ян был хмур, но на лице его явственно читалась решимость сделать то, что задумал. Ингерд хорошо знал это его выражение, оставалось только выяснить, что именно он задумал.

С минуту они глядели друг на друга, ни слова не говоря, и все вокруг молчали, ибо когда их видели вместе, то побаивались обоих. Воины-Соколы хорошо помнили, сколь страшны эти двое в бою, когда сражаются бок о бок. Сам по себе Ян — лучший из Соколов, но рядом с Волком из воина превращался в убийцу. Мало кто это одобрял, но вслух не осуждали. И дорогу им обоим переходить никто не хотел, и уж тем более встревать, если они в ссоре.

Ингерд хотел уже сказать Яну, что покидает Соколиное становище, но Ян опередил его:

— Красное перо, — глаза его сверкали, — это знак. Я не ошибся. Нас ждет одда-отунг — сход всех племен, что живут от Моря до Моря. Никто не посмеет отказаться!

Он усмехнулся и спросил:

— Ты, кажется, что-то желал сказать, Волк?

Но Ингерд промолчал. Слова "никто не посмеет отказаться" остановили его, ведь они означали, что на том отунге будут все, и Асгамиры тоже. А раз будут Асгамиры, значит, и Рунар — единственный сын янгара Эвана — тоже будет там. Потому Ингерд тоже усмехнулся и ответил:

— Я хотел сказать: когда отправляемся в путь, Ян?..

Не было ничего удивительного в том, что Ингерд не знал, что такое одда-отунг, многие не знали. Ян принес красное перо своему деду и спросил:

— Растолкуй мне, дед, что это, или я вижу то, чего нет?

Старый готтар сидел в своей светелке у окна. Он держал на коленях книгу, что была много древнее его, и, водя пальцем по серой бумаге, что-то читал. Яну запрещалось даже близко подходить к дедовским книгам, запрещалось в детстве, не заработал он разрешения и сейчас, став сперва воином, а теперь и Высоким Янгаром.

Старик поднял седую голову от книги, поглядел на внука и вдруг подумал, что сын его, Кассар, уже никогда не войдет в эту дверь, а потом с Яном что случись, а у него и детей еще нет, и сердцу его стало больно. Ян заметил, как судорога прошла по телу седого готтара, и встревожился:

— Ты чего, дед?

Но старик уже превозмог боль и протянул руку к перу, что алело у Яна в ладонях.

— Где взял? — спросил он его.

— Да орел нынче утром сбросил, — ответил Ян.

О том, что из-за этого пера чуть от Годархов стрелу не схватил, решил не говорить, знал, что дед отругает. Впрочем, дед и так его отругал.

— Сколько я учил тебя, Ян Серебряк, да все без толку! Я ли не рассказывал тебе о том, что такое остров Рох? Ну?

— Я… Рассказывал, — Ян отступил на шаг, косясь на дедовский посох, которым не раз получал по спине за нерадивость. Посох стоял рядом, в углу, и до него ничего не стоило дотянуться. Про остров Рох он помнил смутно, но не признался.

— А что такое одда-отунг? — сердито вопрошал его дед.

Он захлопнул книгу и потянулся за посохом.

— Ну… это… — Ян следил за его рукой, потихоньку отступая к двери, и никак не мог вспомнить, что такое одда-отунг, да что там, сейчас он не вспомнил бы, что является Высоким Янгаром, сказал бы кто — сам бы удивился…

— Я знаю, что такое отунг, — сказал Ян, хотя и не очень рассчитывал, что дед его похвалит.

Дед и не похвалил.

— Еще бы ты не знал, — проскрежетал он, поднимаясь с лавки.

Ян думал, влетит ему сейчас, уж больно крут на расправу был дед, но вместо этого получил вот что:

— Стало быть, пора тебе сесть за книги.

Ян с тоской поглядел на резной сундук, что стоял в темном углу. Сундук был не большой, и лежали в нем шесть таких же увесистых книг в деревянном окладе, какую только что дед читал. Не то чтобы Ян учиться не любил, новое и неведомое всегда манило его, но не умел он подолгу сидеть на одном месте, да и дел у него сейчас было невпроворот. Но с дедом спорить было опасно. Он и не стал.

Видя, как Ян еле слышно вздохнул и склонил согласно голову, старый готтар усмехнулся в бороду и сказал:

— А теперь послушай про это перо, ибо решение принять надо тебе и сделать это надо сейчас.

Ян нахмурился, не по себе ему стало. Он прислонился к косяку и сложил руки на груди, приготовясь слушать.

— Далеко отсюда, в самом сердце Соль-озера растет из воды островок. Не велик он и не мал, и люди там не живут. А потому люди там не живут, что не дозволено им это.

— Кем не дозволено?