Эриль запнулся и сказал с тихой яростью:

— Ну не мог я ее убить! Не мог!..

— Теперь ты убил меня, — глухо молвил старый янгар, — но накажите меня духи, если тебя винить стану.

— Я знал: один маэр — полбеды, два маэра — беда, а три… Теперь судьбы Кьяры, Ингерда и Рунара переплелись, и что из этого выйдет — только Бессмертные знают.

— Я вырастил Кьяру как дочь, хотя всегда помнил, что она не из Туров. Так что ж?.. Неужто мало вложил в нее своего сердца, что в одночасье наш дом забыла? Неужто так мало в ней от моего племени, что она так скоро Волчицей обернулась?.. Неужто так мало меня любит, что не вернется?..

— Она сильно любит тебя, Тур, ты отец ей, но Волка она любит сильнее, ибо он муж ей.

Янгар Исмел уронил лицо в ладони и глухо застонал:

— Как он мог, как посмел!..

— Я говорил тебе: их судьба — одна судьба, и жизнь одна на двоих. Так было изначально в Каменных Книгах написано. Я хотел судьбу обмануть, да не вышло. Путь маэров предсказать нельзя.

— Отыскать Волка и убить! — старый янгар стукнул кулаком по колену. — Убить его, и все по-прежнему станется! Кьяра забудет его, и беде не случиться!

Эриль Харгейд покачал головой.

— Беда уже случилась, — говорит, — но то еще не вся беда. Вся беда впереди. И лишь Волк ее отвести может. А про убийство забудь. Тебе его не убить. Никому его не убить.

— Так уж и никому?

— Кроме тех, кто, как и он, судьбой избран. Маэр маэра погубить может.

Янгар Исмел встал и заходил по светлице. Его терзали ярость и боль, и попадись ему сейчас Волк — с мечом бы кинулся, не раздумывая.

— Не будет ему моего прощения, покуда жив, — говорит хрипло, — и после не будет. По своей воле дочь не отдам. А уйдет с ним — не дочь мне более!

И спросил тихо, на лавку рядом с эрилем присев:

— Но ты ведь им поможешь? Убережешь?..

Молчал эриль Харгейд, волосы белее снега искрами зажигались в свете догорающей лучины.

— Что молчишь, колдун? У меня — только сердце да меч, но чую, что ни любовь, ни сила отныне их судьбу не изменят. Ты защитишь их?..

— Нет. Не имею права я на то. Тебя гнев слепит, и потому забыл ты главное: никто не может изменить предназначение маэра, никто не должен пытаться сделать это, не то быть беде. Их избрали Бессмертные, и только они вершат их судьбу. Маэры — любовь и проклятье Богов, ибо маэры в силах победить их.

— Но ты погляди на них! — вскричал седовласый янгар. — У них могущество, какое никому в этих землях и не снилось! И что они делают с ним? Вепрь до убийств жаден, ни о чем другом думать не может, Волк себя клятвой гибельной связал — какая от него польза? Отчего ты его не остановил? Зачем он теперь такой нужен?!

— Опять ты за свое, — эриль устало взглянул на него. — Не мог я остановить его, нет у меня права такого, нет! Я и спасать его не должен был, но дело сделано. Я жизнь ему вернул, а что он с нею сделает — на то его воля.

— Что же будет теперь? Что делать, скажи?

— Половина всех племен принесла тебе Клятву Верности, янгар. Твой путь известен. Отныне ты в ответе не только за свой род, но и за множество других — больших и малых. Началась война, и война эта будет великая, жестокая, и тебе должно думать о том, как победить, за тобой люди и родная земля. Противник силен, враз не сломаешь, но ты не слабее.

— Асгамиры не одними мечами да копьями могучи, — бросил слово янгар Исмел.

— О том не тревожься. С эрилем Хёльмиром сам воевать буду, коли дерзнет он на Древний Лес посягнуть. На то в эти земли и послан. А у тебя теперь своей жизни нет, твоя жизнь другим людям вручена, за других тебе ее и сложить. Погибнешь — сын Клятву примет и дальше понесет, а после — его сын, и так до тех пор, пока не иссякнет род Стиэри. Твой путь многотруден, но славен в веках будет.

Вздохнул горько янгар Исмел, к оконцу подошел, тяжело рукой о ставню оперся и подставил лицо свежему ночному ветерку. Его становище мирно дремало, но он знал, что эта спокойная ночь — последняя. Война назначена, и теперь вечувары никого не защитят.

А Ингерд тем временем бежал на восток по следам Рунара, и волки не отставали. За ночь Рунар далеко ушел, далеко, да не совсем: он ведь верховой был, а конь не по всякой местности пройдет. Скажем, дремучий лес, ветровалами запруженный да болотинами, ему нипочем не одолеть. Потому Рунар коня гнал да с дороги не сворачивал, а Ингерд все крюки по прямой скроил — лесами да полями. Видно, Асгамир в таком бешенстве пребывал, что не вспомнил даже про защиту, про знак красного пера, а без него запросто могли подстрелить. Он скакал по дороге, не скрываясь, и ближе к Соколиным землям коня-то и загнал. После этого опомнился, коня бросил, Вепрем перекинулся да в леса подался. Следы, с дороги сошедшие, Ингерд нашел на закате второго дня погони. Теперь ему и проще стало, и тяжелее. Проще потому, что Рунар далеко уйти не мог, а тяжелее потому, что в лесах ему хорониться сподручнее, в лесах он, как и Ингерд, дома был.

Два дня и две ночи, делая короткие передышки, преследовал Ингерд Асгамира, неумолимо укорачивая погоню. Но и Рунар вынослив был, да и до Стечвы уж оставалось рукой подать, а через нее — земли свои, там в обиду не дадут. Пришлось Ингерду на него облаву устроить.

Он по следу пошел, а два волка — в обход, чтоб у реки его перехватить. Поля, луга и леса мерял Ингерд, днем, в самую жару жадно воду из ручьев пил, зато ночью бежал легко и неутомимо, и чуял, что близко уже Рунар, след совсем свежий был, да и подустал Вепрь.