Шрифт:
— Ну, ступайте, — эриль начертил в воздухе охранительную Руну. — Найра им, алья ма!
Из-за верхушек деревьев золотым дождем брызнули солнечные лучи, тень стремительно отступила, и Ингерд очутился за пределами Леса Ведунов, в зеленых лугах земель Стиэри. Оярлик, Эйрик и Травник — вместе с ним.
Эйрик Редмир, судорожно вздохнув, резко сел, точно ему дали под дых. Непонимающим взором он огляделся вокруг, потом встал. Держась за голову, точно с похмелья, рядом поднялся рыжий Оярлик.
— Это я так долго спал? — спрашивает Эйрик. — Где это мы?
— Пока сам не разберусь, — отвечает Ингерд, весь обратившись к своему чутью — больше не к чему, земель этих он не знал.
— Нам туда надо, — парнишка вытянул худую руку в сторону лесистых холмов, еще подернутых дымкой ночного тумана.
Оярлик с Эйриком уставились на него.
— Кто это еще? — спрашивает Оярлик, как совсем недавно до него Ингерд.
— Его звать Травник, — Ингерд поудобнее приладил меч за спиной. — Он нас поведет.
— Куда?! — хором воскликнули Редмир и Скантир.
— К Морю, — коротко бросил Ингерд. — Идемте, если вы все еще хотите идти.
— Но взялся-то он откуда? — не унимается подозрительный Эйрик. — Не с неба же упал!
— По дороге прибился. Пошли.
И Ингерд зашагал вслед за долговязым Травником. Оярлик и Эйрик переглянулись. Весьма насторожил их этот дылда, босой да с посохом, они разом вспомнили пришлых людей, из-за которых распри кровавые случаются, и решили с этого Травника глаз не спускать. Волк, похоже, ему доверяет, но мало ли что…
Так начал свой поход к Морю Ингерд Ветер. Он помнил о клятве своей, но теперь его клятва была лишь частью одной большой огдстамы, которую должна принести вся земля и каждый живущий на ней.
Их было четверо — четыре сердца, четыре судьбы, и они еще не понимали, отчего они вместе и зачем, но шли общей дорогой плечом к плечу, ожидая в конце обрести истину — каждый свою и одну на всех.
Разгорелся новый день, безветренный и жаркий, вчерашнего дождя будто и не было вовсе. Земля снова была сухой, только листья да травы, умытые, зеленели ярче.
Шли без остановки до самого вечера, одежда их промокла от пота, и мечи казались тяжелее обычного. Почти не разговаривали — в жару силы берегли, только Эйрик с Оярликом, что последними шли, иногда словом перебрасывались. Они все на долговязого Травника поглядывали, точно подвоха какого ждали. А тот шагал чуть-чуть впереди всех, рубаха его потемнела от пота, но усталости он не выказывал, и только иногда спотыкался, попадая пяткой на колкий стебель. Он спотыкался, а Эйрик с Оярликом останавливались и брались за мечи.
— Вот сейчас, — шептал Эйрик, — сейчас заговаривать начнет.
Но долговязый отрок вытаскивал из пятки занозу и молча шел дальше. Ингерд смотрел неодобрительно на его босые ноги, но ничего не говорил, все еще считая, что парень задерживает их в пути. Впрочем, довольно скоро он в этом разубедился.
Лишь два дня и две ночи выпали им спокойные, и сражаться приходилось только с усталостью. Хотя дни стояли жаркие, все ж по пути попадалось достаточно ручьев, чтоб утолить жажду, и дичи кругом водилось много, еды хватало. Ингерд был мрачен, его тревожило, что все с избытком хорошо и спокойно, ему казалось, что его дорога, его поход незаметно превратились в легкую прогулку. Он так не мог. Он не нуждался в попутчиках — добровольных, как Лис и Барс, или подневольных, как этот неуклюжий Травник. Он привык быть один, хотел в одиночку преодолеть этот путь. И понял, что ему надо уходить. Так решил он не сразу, прежде размыслил крепко: что подумают, коли бросит он их? Но от решения отказываться не стал и прикинул уйти этой же ночью, пока не попали они в земли, из которых Редмиру и Скантиру трудно возвратиться будет. Да и Травник юн и неопытен, поди, кроме своего леса ничего и не видывал. Нет, уходить надо и уходить сегодня.
Солнце потихоньку за холмы садилось, жара спала, посвежело. Эйрик с Оярликом оживились, разговором зацепились, хотели Ингерда присоседить, но тот отказался. Приметили местечко, где отдохнуть — с подветренной стороны большого камня, словно из самой земли выросшего. Камень был еще теплым, за день солнце нагрело его, и теперь он остывать не торопился. Травник уселся на землю, привалившись к нему спиной, и вытянул в траву свои длиннющие ноги. Пятки у него прямо-таки горели. Эйрик расшнуровывал пояс, на котором ножны для меча и кинжала крепились, и вдруг замер.
— Ты чего? — спрашивает Лис.
А тот не отвечает и пальцем в сторону Ингерда тычет. Лис стремительно повернулся. А Волк стоит, весь напружинившись, в сумерки смотрит. Меч наполовину из ножен вытащил, седая прядь на лицо упала, а он ее не отводит.
— Нас окружили, — тихо говорит он. — Чуете опасность?
Оярлик вскинул голову. Солнечный луч сверкнул в рыжих волосах и погас. Лис почуял не просто опасность, он почуял самую настоящую беду и потащил из ножен клинок. Травник вскочил, наступив на собственную штанину, и схватился за посох, будто посохом сражаться собирался. Эйрик обнажил меч, перекинул его из руки в руку, подумал и добавил к нему кинжал. Запах опасности стал настолько густым, что стало невмоготу дышать, в ладонях зуд начался, скулы свело. Эйрик не выдержал, с пояса рог боевой сорвал, запрокинул голову и громко протрубил. Над полями и лесами грозное эхо пропело, и в эхо чеканной сталью вплелись слова: