та фигура, изображающая благодетельного гения с жертвенной чашей в правой руке, представлена у Dempster'a на табл. XXIV, а у Gori на табл. XVI, № 13. – Подобного гения с чашею я имею в моей коллекции, но только без надписи, начинающейся здесь над правым коленом, идущей до щиколки и оканчивающейся на левой лядвее. Она назад читается так:

В первом слове «Его» недостающая в этрусском буква г заменена буквой i, что часто встречается; например, у мальчика с гусем вместо г (гас) написано LAM (М здесь за С). Особенно замечательно здесь, как делавший надпись поправил свою ошибку в правописании. Он написал вместо задоволит – здоволити, но эту ошибку поправил, зачеркнув на конце лишнее i. Dempster замечает в своем описании об этой поправке; по Gori, полагая, что эта буква зачеркнута случайно, включает ее в копии своей. Сбоку гения, под чашею, я надпись привел в порядок и разделил на слова.

зображение этих обеих Приапу, посвященных Гермов, взято мною из Gori табл. IX, № 3 и 4. – Двухстрочная надпись первой читая как обыкновенно, назад говорит:

Оба слога, помещенные на верху колонны (на гландуле ее), непонятны. Но если вторую букву счесть за испорченное н, то можно бы читать так: Пан учи; т.е. пан учит. Известно, что лесной бог Пан почитается тождественным с Приапом.

На второй колонне читается так:

Выражение в подлиннике: Копышей, от Копышиться, уже устарело и означает большое умножение. Замечательна здесь в первой строке осьмая буква, означающая двойное или, как в польском, перечеркнутое л в слове яллова; буква, имеющая в обеих надписях форму латинского Q, есть, без сомнения п. Отвесно перечеркнутое Ф есть К, что мы видим также и в надписи № 30: «Латинал таки не есть». Слова Пате – муж и пате – жена сохранились только в одном литовском языке; эти слова имеют сходство с санскритским патир.

Gori изображает на табл. XLIV, № 2, мраморный саркофаг, на котором представлена сцена изгнания бесов, но объясняет ее весьма неудовлетворительно. Сцена представляет заклинание злых духов и изгнание их из тела одержимой ими женщины в тело принесенного животного.

Жрец, совершающий действие, говорит:

Таблица VI

Должно заметить в этой надписи ошибку в правописании: в первом слове Евтите – вместо Явтите. На следующем за сим монументе, где изображена подобная сцена изгнания бесов, это слово написано верно – ятвите. Зато во второй надписи во втором слове бесы верхняя черточка у б стерта. Различное правописание в слове ятвите частью происходит оттого, что едва ли за 2000 лет грамматика славянская была совершенна, а частью, может быть, и оттого, что славянское а и я по обстоятельствам, когда первая следует за крепкими согласными, а последняя не имеет на себе ударения, выговаривается как е и ие, а потому делавшему надпись на саркофаге казалось все равно поставить а или е. – У Dempster'a в «Etruria regali», табл. XXXVII, находится подобное изображение, отличающееся только тем от предлежащего, что бесноватая женщина изображена нагой, а у совершающего там заклинание жреца, изображенного с открытой головой, правая рука отломана, следовательно, и чаша вместе с ней. Подле него стоит не мальчик, как здесь, а бородатый мужчина в шишаке. Пламя при жертвеннике имеет противоположное направление. А надпись отличается только тем, что вместо ЕВ поставлены BP, следовательно, там должно читать: «Воротите беси, яе кусифиале», «Воротитесь бесы туда, откуда пришли, вы, ее искусители».

одобный предыдущему сосуд для пепла, изображенный у Gori на той же таблице под № 1, представляет также изгнание злых духов из бесноватого мужчины; но при звуке музыки.

Таблица VI

Известно, что в Италии ужаление тарантула производит бешенство, излечиваемое только плясовой музыкой. Надпись отличается несколько от предыдущей, ее должно читать так:

У Dempster'а находятся на таблицах XXXVI и XXXVII еще две подобные, немного измененные надписи. Там бесноватый вылечивается не водой, но огнем, держа колено в огне жертвенника и выказывая боль [99] . Один из присутствующих льет масло на огонь, другой держит животное, похожее на собаку, назначенное для принятия в себя бесов. На заднем плане играют три лица на инструментах, а четвертое приносит плоды. Вероятно, музыка назначена для того, чтобы заглушить болезненный крик пациента.

остопочтенный придворный священник в Веймаре, Стефан Сабинин, которому мои археологические занятия обязаны приятным его участием прислал мне это изображение, взятое из «Tischein's Engravings» для объяснения надписи, которую я при первом взгляде принял за славянскую.