Берг замолчал, потянувшись за кофейником, и разлил кофе по чашкам. Резидент обреченно покачал головой. Конечно, ему хочется верить. Да только разве он может кому-то поверить? Он сам по уши в обмане, и ему уже не поверит никто. Так с какой стати кто-то будет честен с ним?..

— Месть у нас называется зачисткой… банальным словом «зачистка»… — глубокомысленно пробормотал Квятковский, выводя очередную фразу в своем письме.

— Наши аналитики составили примерный список вопросов, — оставив без внимания невеселые измышления Квятковского, продолжал Берг. — Это то, что интересует людей в первую очередь… А это ответы. Их нужно запомнить. Вы сейчас в состоянии что-нибудь запомнить?

Берг протянул Квятковскому бумагу с ответами, напечатанными по пунктам.

— Не беспокойтесь, — кивнул тот, — у меня хорошая память… Скажите, а я могу написать жене, что у меня не было другого выхода?.. Я про сына… Меня ведь вынудили их бросить… там, в аэропорту… Они же думали, что мы вместе улетим.

— Конечно, пишите, — с готовностью согласился Берг, подбодрив резидента своим великодушным тоном.

— Ведь если бы я их не бросил… меня бы убили прямо там… На их глазах… Нина бы этого не вынесла… а Павлик…

— Пишите, пишите, — успокоил его Берг. — Это же правда. А за семью не волнуйтесь. Мы их переправим сюда. Потом. Попозже. Россия, слава богу, не Афганистан.

Квятковский еще раз просмотрел письмо, сложил вчетверо и передал Бергу, ревниво проводив его взглядом.

— А когда они получат его? — обеспокоенно спросил он.

— Да прямо сейчас пошлю кого-нибудь, — ответил Берг очень убедительно. И Квятковский поверил.

Да и как было не поверить? Ведь хотя бы на эту малость он имел право? Пусть Нина еще какое-то время думает о хорошем, если уж суждено случиться плохому. Конечно, возможно, он зря так пессимистично настроился. Но он давно усвоил одну простую истину: думай о худшем; надейся на лучшее; делай, что нужно; и будь, что будет. Но делал ли он то, что нужно?.. Запоздалые сомнения осами роились в его голове. Выйдя из кабинета, Берг остановился у окна и, глубокомысленно глядя на работающих внизу маляров, аккуратно изорвал письмо на мелкие кусочки. Легкие обрывки полетели на пол.

Наивная доверчивость резидента откровенно позабавила его. Это же было очевидно, что шансов у него нет. Надо только уберечь его до пресс-конференции. А потом никто и ломаного гроша не даст за его жалкую жизнь. Он сейчас был как пчела, которая должна выпустить жало и умереть. Но укус будет болезненным и коварным. БНД уже давно потирало руки в предвкушении этого укуса. Конечно, укус пчелы не смертельный… но болезненный… отек распространится мгновенно, а потом, заживая, будет долго чесаться…

И зачем его глупой жене обнадеживающее письмо? Она и так все узнает из прессы… Разве сынишке оставить на память о любящем благородном папаше? А… к черту!

Бело-сине-красный флаг плескался по ветру. На площади, неподалеку от посольства РФ, среди других машин вот уже с утра стояла неприметного цвета «вольво». В салоне, изнывая от скуки, сидели Шрам и его напарник Дрю. Лениво оглядывая прохожих, они зевали в голос, иногда оживляясь при виде какой-нибудь пробегавшей мимо девчонки. Подробно обсудив достоинства ее ног и грудей, они снова начинали зевать и маяться от вынужденного долгого безделья, поочередно вытягивая затекшие ноги.

Машинально они таскали жареные каштаны из бумажного пакета, тупо пережевывая их с тихим хрустом. Твердые кусочки упрямо застревали в зубах.

— Как каштаны? — безразлично поинтересовался Дрю, отыскав в кармане замусоленную зубочистку.

— Гадость. Надоели, — поморщился Шрам. — Я на этой работе желудок себе испортил. Орехи… сэндвичи… дурной кофе в стаканчиках… кока-кола, пепси…

— А мне нравится. — Дрю положил в рот очередной орех. — Какая разница, пицца или пакет каштанов. Никакой разницы. Хотя, конечно, пицца вкусней, особенно если горячая.

— Дело не в разнице, — глубокомысленно заметил Шрам. — Разницы, может быть, и никакой, чем глотку забить. Но когда у тебя начинается… Черт… даже вспоминать не хочу…

— Он у тебя от другого болит, — подсказал Дрю. — Я бы тебе посоветовал…

— А я сказал, что он у меня болит?.. Ты чего языком метешь? Думаешь?..

Шрам раздраженно отшвырнул пакет и сердито насупился, уставившись в окно. Думать о капризах своего посаженного желудка ему не хотелось. Да еще обсуждать это с Дрю… выслушивать его идиотские советы и измышления. Он же не какой-то там сраный японец. Это только у япошек считается нормальным где ни попадя обсуждать свои ливерные проблемы.

У него засосало под ложечкой, к горлу подступила тошнота. Усилием воли Шрам взял себя в руки.

Скучные заоконные шоу уже перестали его занимать, даже появление девушек не вызывало учащения пульса. А представление, которого они ждали, все не начиналось, будто сегодня его отменили. И можно уже возвращать в кассу купленные заранее билеты. Шрам с хрустом потянулся, зевнул и расслабился.

Откинувшись на спинку сиденья, он сцепил на затылке руки в замок, с хрустом расправив затекшие плечи. Скользнул беглым взглядом по зеркалу заднего вида и вздрогнул. Оживившись, он ткнул напарника локтем в бок. Дрю встрепенулся, бестолково заморгал сонными глазами и вылупился в окно, в голос позевывая. Почти рядом с ними, немного приотстав, остановился мотоциклист в покрытом логотипами шлеме. Его темное бликующее стекло делало байкера похожим на инопланетное фантастическое существо, бесполое и абсолютно загадочное. Казалось, что феерическое кожаное его одеяние — это только скафандр, под которым извиваются отвратительные щупальца с присосками.