Шрифт:
Чтобы остановить англо-американское наступление, комплектовалась мощная, включавшая 28 (из них девять танковых) дивизий, группировка. Все, что выпускала немецкая военная промышленность, шло на ее обеспечение.
Буняченко удалось невозможное.
Его дивизия, которую — где и как использовать? — пока было не решено, оказалась вооружена лучше, чем немецкие дивизии, уходившие в бой. Сам Сергей Кузьмич с гордостью говорил об этом на московском процессе… [250]
«Первой дивизией, сформированной Власовым, командовал лично я. Дивизия была вооружена 12 танками Т-34, 100 орудиями, винтовками и автоматами. По существу, дивизия, которой я командовал, была вооружена лучше, чем немецкие дивизии».
Ну, а для формирования второй дивизии — еще одного Буняченко у Власова не нашлось — дело затянулось. Все инициативы ее командира Григория Александровича Зверева тонули в бюрократических препонах.
Правда, увеличилось жалованье.
Генерал Малышкин утверждал на московском процессе, что до декабря 1944 года он получал 240 марок в месяц, а с декабря стал получать 900 марок и продпаек.
Но это вполне объяснимо… КОНР считался ведомством СС, а в СС платили больше, чем в вермахте.
«Немцы неспособны были одуматься, — пишет протоиерей Александр Киселев. — В смеси самых противоположных явлений, в большинстве своем, к сожалению, отрицательных, прошли эти драгоценнейшие последние месяцы. Сказав А, немцы никак не могли произнести Б. Казалось, что им легче умереть, чем сдвинуться с проторенной дорожки. Гибкости для внутренней перестройки, быстрой ориентировки в ситуации развивающихся событий у них не оказалось».
Еще более усилилась бюрократическая неразбериха, когда эсэсовцы под видом эвакуации КОНРа эвакуировали из Берлина в тихий курортный Карлсбад (Карловы Вары) некоторых своих сотрудников с семьями…
— Андрей Андреевич!-сказал Власову эсэсовец Эрхард Крэгер. — Вы должны немедленно покинуть Берлин. Вы можете взять с собою по вашему выбору около 30 человек.
КОНР оказывается изолированным.
Части РОА, расположенные в районе Ульма, как и пропагандистские отделы в Берлине, оказались почти недосягаемыми.
Два месяца, от ноября 1944 года до января 1945 года, когда немцы удерживали фронт еще на Висле, были истрачены впустую. А в январе Красная Армия вышла на Одер, угрожая непосредственно Берлину.
«Обратное путешествие из Мюнзингена в Берлин затянулось, — вспоминая эти дни, рассказывал протоиерей Александр Киселев. — Железнодорожные пути неоднократно оказывались перебитыми бомбардировками, и поезд направлялся на другие пути, что занимало очень много времени.
За короткое время моего отсутствия Берлин очень изменился. Близость фронта особенно ощущалась, когда я приехал на вокзал, чтобы [251] ехать за семьей, оставшейся под Берлином, в северо-восточном направлении. На мое счастье, нужная мне железнодорожная ветка была единственной еще не закрытой для пользования гражданского населения.
Да, это действительно было мое счастье. Вернись я в Берлин несколькими днями позднее — и я потерял бы мою семью.
Несмотря на пододвинувшийся фронт (ночами они слышали гул артиллерийской стрельбы), жена не двигалась с места и ждала меня. Сдвинуться — значило потерять друг друга. Со сколькими семьями произошли такие трагедии!
Спустя несколько дней, влезая через окно в штурмуемый толпами беженцев поезд, мы покинули Берлин и направились на юг, в тот же Мюнзинген, в котором я так недавно был.
С нами были двое из моих сотрудников: ТамараX. и Кирилл К. с женой и грудным ребенком. На Берлинский железнодорожный вокзал нельзя было проехать (почти не работала подземка и не ходили трамваи), мы шли пешком. На детской коляске поместилось имущество всех нас».
Перебралась в Карлсбад и невеста Власова — эсэсовская вдова Хейди Биленберг.
Впрочем, об этом разговор еще впереди.
— Если тебе удастся вернуться домой, Надя, не забудь меня,-говорил Власов, прощаясь в Берлине с очередной своей возлюбленной — девушкой — «остовкой». — Расскажи своим друзьям, что намерения наши по отношению к нашему народу были честные.
— Расскажу…-отвечала молодая женщина. — Я знаю, что вы не хотели обмануть меня…
Глава третья
16 февраля 1945 года Власов и генерал Кёстринг, ставший преемником главнокомандующего Осттруппен{53}генерала Гельмиха, принимали парад 1-й дивизии РОА генерала Буняченко.
В этот день десять тысяч добровольцев принесли присягу…
«Как верный сын моей родины, я добровольно вступаю в ряды войск Комитета освобождения народов России.
В присутствии моих земляков я торжественно клянусь честно сражаться до последней капли крови под командой генерала Власова на благо моего народа против большевизма. [252]
Эта борьба ведется всеми свободолюбивыми народами под высшей командой Адольфа Гитлера.
Я клянусь, что останусь верным этому союзу».
Насколько трудно было исполнить клятву и остаться верным союзу с Адольфом Гитлером, свидетельствует рассказ П.Н. Палия…
Генерал добровольческих соединений Кёстринг выступал перед офицерами дивизии с политическим докладом.