Чтобы женщина пошла на телесные муки, то ей нужно создать условия для этого. Подарите женщине четыре голодных рта и оставьте для их прокорма только стирку чужого белья каустиком во все дни года — кожу с рук она снимет сам. Добровольно, и с любовью к детям!

Это поэзия. Обещаю более не впадать в лирику, но славу женщине петь буду вечно! Возможно, что и другими словами, но хвала ей будет вечная. Как иначе? Что мы без них? И для воспевания вечной славы женщинам, прошу у Судьбы совсем немного: прожить эту вечность без рассеянного склероза. Это так мало!

Работу в те времена женщина могла получить только в том случае, если на то была воля и согласие супруга. И "пачпарт". Согласие на выдачу паспорта жене дать мог только супруг. В те времена паспорт назывался "видом".

Но дедушка, да будет ему… был приличным куском дерьма, и нисколько не помогая бабке взращивать своё семя, всё же имел глупость и гонор считать себя "кормильцем" семьи. Ну, как же! Большим позором на те времена считалось, если жена, имея четверых детей, работает! В таком случае "глава семейства" вроде бы и не глава, а так… что-то очень напоминающее "говно из-под жёлтой курицы". А кому хочется такой славы? Вот он и пытался таким манером позор спрятать:

— Хоть вы все умрите, а воли моей на выдачу "пачпарта" не будет!

Сколько таким манером предок выпендривался — об этом в семейных хрониках ничего не сказано, но однажды околоточный надзиратель, родня нынешнему участковому инспектору, узнав о бедственном положении бабки, вызвал к себе дедушку и предложил немедленно "выправить жене документ"! пригрозив в противном случае кутузкой. Дедушка тут же "наделал в портки" и согласился немедленно выдать жене разрешение на существование. Что и требовалось. Вывод: пустой гонор, глупость и трусость не живут по отдельности. Вывод второй: мы должны соблюдать наше заблуждение "о мёртвых говорить или хорошо, или ничего"?

Бабка прожила недолго. Да и не могла она жить долго, не было у неё оснований жить долго.

Как рассказывают семейные хроники, бабке один раз в её короткой жизни повезло: устроилась в городскую гостиницу простой уборщицей. Даже не горничной.

Хозяйка гостиницы пила в "усмерть", а "делом" управлял сын. Ничего нового, даже скучно. Очень часто бывает наоборот, но бабка столкнулась с пьющей хозяйкой и с её трезвым сыном. "Крестные ходы" по питейным заведениям у матушки были частыми и продолжительными.

Обычная картина российской жизни в прошлом. Но не в настоящем: таких простых питейных заведений, как в прошлом, у нас сегодня нет. Питейные заведения нашего времени — настоящие театры с дорогими билетами за вход!

В один из загулов любящий сынок послал бабку искать по городу любимую матушку. Сердце сыновнее, в который раз! томилось от тревоги за родительницу: что с ней!? Бабка в мороз и пургу проходила всю ночь в поисках хозяйки. Одежонка хилая на ней была, и на утро она имела прочное и надёжное двухстороннее воспаление лёгких. Крупозное, скоротечное. Без надежды на выздоровление. Нет, это ж надо: умирает, оставляя на "добрых людей" четверых ребят! Никакой ответственности! Так матушка, и её старший братец, попали в приют. Две другие её сестры, постарше, были определены "в люди". Такое "определение" заключалось в работе на чулочной фабрике нашего града. Мать, по достижении рабочего возраста, была обучена вождению городского электрического транспорта — трамвая. Ну, совсем, как в той нашей популярной песне о "шелках"… Да, той самой, кою мы с бесом исполняли выше на два голоса.

Всё это рассказал вот для чего: существует заблуждение: детей должен воспитывать отец, а роль женщины в процессе нашего воспитания сводится к простому: накормить, вычистить дитя от говна, вылечить утешить. Что ещё? Короче: дать всё то, чего нет у нас, мужиков. Отцы — это "идеология", не редко вредная пьяная, скотская, подлая, жестокая, бесчеловечная идеология… Какая ещё? Отец меня ни разу не ударил, напротив, этот вид воспитания я получал от матери. Но не сильно и редко. Несерьёзные наказания имели название "согнать муху" Не физически, скорее морально мать меня "доставала"

В ранней жизни всё было не по общепринятым правилам, и я благодарю Бога, что мать в своё время вкусила прелести приютского жития и немного знакомила с эпизодами из приютской жизни. Это были песни, коих не найти ни в одном из до переворотном издании:

"… мы с галёрки полетели

ум-па-ра-ра!

Лаптем барыню задели

Ум-па-а-а-ра-ра!

Эх! было весело нам,

всё делили пополам

ум-па-а-а-ра-ра!

Или вот эта:

— Семён Савелич, не форси,

брюки старые носи!

— Я, ребята, не форшу, но

брюки новые ношу"!

"Камаринского" услышал от матери:

"Ах, ты сукин сын, камаринский мужик!

Он не хочет своей барыне служить,

он идёт, идёт попёрдывает

и в бумажечку завёртывает!

Была и лирика:

"Птичка-свет, не улетай!

Оставайся с нами!

Мы дадим тебе конфет,

Чаю с сухарями!" — в каком сборнике русских песен мать вычитала о птичке и сухарях с конфетами? Детские приюты во все времена и у всех народов были, и остаются и ныне, жестокими. Не знаю ни единого литературного произведения, где бы приют упоминался, как райское место. Возможно, что таковые произведения и существую, но они прошли мимо моего зрения, не попались на глаза. На сегодня единственным местом, где необыкновенно любят детей любого сорта, является большая заокеанская держава. Но в последнее время и там стали убивать детей, желательно рождённых в России. Английская литература полна рассказами о детях, коих отдавали на воспитание в другие семьи. Верно делали: "свои" не могут делать людей, мы только портим собственное чадо. Просто: я слабый и своему паразиту лучший кусок отдам, я ему звезду с неба достану, я ему иконой дам играться, да я ему…! Да я за него любую чужую жизнь положу, но только не свою, какой бы мразью моё дитя не было! А чужой что? Накормить-то он, может, и накормит, голым и босым держать не будет, оденет и обует в пределах разумного. Только волюшки от чужого не увидишь и по головке чужой человек не погладит, поцелуями слюнявить не станет. А последний пункт так необходим детям! Без "слюнявого" пункта дети дерьмом не вырастают, наши любовные слюни для них что для растения — удобрение!