— Похоже, как засыпая, услышал от жены в ухо бубнящие и шлёпающие слова о семейных проблемах. Выслушал, вытерпел первую "мину" забот, приготовился уснуть и даже сон за хвост поймал — а тут новая порция шлёпанья губами! Новая "мина забот"! Ах, мать твою!…

— Работа всего одного миномёта в прошлого сравнима с действием террористов-смертников сегодня: мина — на живот, взрыв, гибель всех, кто рядом… Затем следует наказание тех, кто не собирается разносить себя в клочья "поясами шахидов". И опять тишина на какое-то время. И следующая мина выпущена "на кого бог пошлёт"…

— …и тогда следует атака от тех, на кого посылаются мины? И от тех, кого рвут "поясами шахидов"? И будет ли конец "забавам"?

— Верно! Правильно думаешь, но доброго конца не будет.

Малую толику, всего снарядов с пяток, выпущенных из неизвестно какого калибра ствола, довелось увидеть. Не оговорился, я видел. Но об этом — ниже.

Моя страсть, увлечение и любовь — авиация!

Когда что-то любим, то из предмета любви делаем копии: кораблики-самолётики-танки… Ну, это для людей с воинственным характером, люди попроще делают копии банков, или строительных компаний.

Но это, пусть и красивые, но неодушевленные предметы. А как поступать тем, кто любит женщин? Можно сделать из женщины модель, но такая модель никакого удовольствия не принесёт.

— Скажи, почему бывшим морякам дозволено строить модели посудин, на коих они проходили службу, авиаторам — самолётики, а артиллеристам не дозволяется делать уменьшенные копии любимых орудий?

— Что непонятно? А вдруг копия выстрелит!? Что такое простой пистолет?

— Уменьшенная копия большого орудия.

— Ну, вот! Знаешь, но спрашиваешь!

Моя любовь к "аппаратам тяжелее воздуха" была тихой и молчаливой. Военную авиацию полюбил за единственную и неповторимую способность кидать взрывающиеся предметы на головы тех, кто находился внизу. Убивать без разбора на "правых" и "виноватых"!

В любви к авиации была и "тень печали": её уязвимость перед зенитными орудиями. Даже и в этом сохраняется "великий принцип равновесия"! О бомбардировках могу говорить часами без перерыва на перекур и посещение туалета. Сказать о себе, что меня "заклинило" на авиации в своё время — нет, такого не было. Авиацию, вначале вражескую, а затем — дружескую, не боялся до дурных снов, как об этом показывают в фильмах "про войну", но и любя авиацию — изменял ей…

Глава 55.

Начало боевых действий.

По причине малого возраста тогда, а ныне — из-за большого, не могу назвать дату, когда, после холодящего объявления о начале войны, наш град впервые подвергся первой обработке с воздуха.

Как-то недавно, прогуливаясь со старшей сестрой по остаткам памяти, пришли к приблизительным вычислениям даты первой бомбёжки города самолётами Luftwaffe. Вычисления показали, что первое "удовольствие" от бомбометания с вражеских самолётов жители города испытали в начале августа сорок первого. Задержка в обработке с воздуха самолётами Люфтваффе развратила обитателей монастыря настолько, что они продолжали спать спокойно, даже нахально, ещё полтора месяца после объявления бедствия, постигшего страну. Выглядело совсем так, как в песне из популярного фильма о славных советских лётчиках:

"…любимый город

может спать спокойно

и видеть сны…"

Монастырь их и рассматривал… О чём были сны у других — не знаю, а свои собственные меня тогда ещё не посещали.

Где-то шли жестокие бои со страшными потерями в "живой силе и технике", где-то советская армия оставляла город за городом врагам, а монастырские пролетарии спали! Для кого война начата, спросить вас!?

А тут ещё добавилось веселья: в одну из келий каким-то чудом вернулся из "мест лишения свободы" гражданин известного покроя. Кто, откуда и для чего выпустил его в тревожное время — этого, по причине малого возраста и, следовательно, полного отсутствия любопытства, не мог выяснить. Да и нужно ли было мне знать? Нет. Хватало того, что недавний "страдалец", выкушав посудину "белой головки", принимался "учить уму-разуму" половину с попутным выяснением "измены с другими в его отсутствие". И это меня не волновало: "что такое "измена"? Кто, что и на что менял? Мальчишки менялись меж собой чем угодно, но чтобы кто-то и кого-то бил "за мену" — непонятно.

— Радость у Нюшки: "сам" вернулся! Хотя он и говно, уголовник, пьянь и сволочь, но оно "моё" говно, и оно у меня есть! — об этом Нюшка и оповещала женскую половину монастыря.

Ах, эти мои шесть лет! Неразумные шесть лет! Ничего не понимающие шесть лет!

Шестьдесят шесть лет — совсем другое дело, шестьдесят шесть лет чем-то заполнены. Неважно, какой информацией заполнены мои шесть, она одинакова для всех граждан "страны советов", и заполнялись годы информацией из одного источника с названием "КПСС".

Только совсем малая часть с названием "отщепенцы" знала больше, чем все остальные. Но знания "избранных" приносили больше риска, чем полное неведение истины остальными: с грамотных брали подписку:

— Откроешь лишний раз рот свой — сгинешь!

Хорошее время наступило: разрешено задавать любые вопросы прошлому.

Воспользуюсь "подарком Судьбы": кто и для чего выпустил уголовника из тюрьмы? Не лучше ли было оставить его врагам? По природе уголовной, он бы в последствии много врагам головной боли принёс! Пяток советских уголовников в тылу у немцев равнялись бы по вредности батальону советских солдат! Или враги без разговоров перебили бы их?