В дальнейшем Артур пожалел о том, что не взял пергамент с собой, пока же он гадал, какую выгоду сможет из него извлечь.

Бывший оруженосец, ныне низведённый до статуса старшего слуги и конюшего, бойко поинтересовался:

— Ну, я пойду, переговорю с хозяином на счёт ночлега?

— Я не буду ночевать в этом доме, — процедил Леменор. Разумеется, ему хотелось вывести на чистую воду хозяина, мелкого валлийского пособника, но баннерет знал, что там засели валлийцы во главе с «кузеном Идом». Он, конечно, пьян, его люди, наверное, тоже, но их много, и деревню они знают, как свои пять пальцев.

— Ну, так я другой дом найду. Я, когда Вас ждал, присмотрел один домик; думаю, он Вам понравится, сеньор.

— Мы уезжаем.

— Как, на ночь глядя? Домик-то славный, а хозяйка вдова…

Метью никак не мог отказаться от мечты провести ночь в тепле, под крылышком какой-нибудь румяной крестьянки, поэтому отчаянно сопротивлялся странному желанию господина.

— У тебя одни бабы на уме! — усмехнулся Леменор.

— Ну, зачем Вам уезжать? — зевая, продолжал настаивать конюший. — Ночью ведь и ехать-то страшно!

— Сказано тебе, что мы здесь не останемся — значит, не останемся! — раздражённо бросил баннерет. — Иди, собери остальных, а то они, собаки, опять напьются!

— Как Вам угодно, сеньор, — тяжело вздохнул Метью и тихо спросил: — Может, всё-таки останемся, сеньор?

— Ступай, шельма! — шикнул на него баннерет и с опаской покосился на темный ряд домов. Интересно, сколько там ещё валлийцев?

На свой страх и риск путники уехали из деревни во враждебную ночную мглу.

Баннерет не переставал думать о том, что видел и слышал, но он всё ещё сомневался в том, как ему поступить.

Небо очистилось; тёмный бархат усыпали жемчужины звёзд. Мягкий свет луны серебрил вершины холмов. Крики неизвестной ночной птицы посреди тишины будил в душе непонятную тоску. Пахло прелым листом и дымом.

Но, несмотря на мнимое спокойствие ночи, на душе было неспокойно: за каждым кустом мерещились валлийцы.

— Как же это могло случиться? — размышлял Леменор. — Как же Роланд Норинстан мог опуститься до этого? Он, так ревностно служащий короне. Но я видел его печать, слышал его голос, его и его ублюдка-кузена. Интересно, кому адресовано письмо? Все эти намёки на родственные отношения, заботы чьей-то чести… И всё же, какой шанс! Если барон Уоршел узнает о сомнительных делах будущего зятя, ему это очень не понравится. Да и Осней не будет в восторге от того, что под его носом валлийцы беспрепятственно убивают его людей. Тогда-то, граф Норинстан, мы и посмотрим, кто из нас будет купаться в лучах славы!

Но подавать историю в таком виде Оснею было нельзя. Он снова стал думать, перебирая факты. Если потребуется, их нужно было исказить, преобразовать, не изменяя сути.

Итак, что ему известно? Норинстан обещал убить человека ради чести сестры своего осведомителя. Валлийского родственника. Роланд Норинстан встречался с валлийцами, вёл с ними дружеские беседы, оставил им какой-то документ, скрепленный своей печатью, и уехал под их охраной.

Таинственный осведомитель, возможно, тот самый человек, которому предназначался пергамент, Айдрис, заманил их в ловушку при Лайдхеме. А, может, они вместе с графом устроили эту ловушку, а валлийский знакомый Норинстана потом без его ведома изменил условия, решив избавиться от компаньона. Зачем? Из-за денег, конечно же! Денег Давида ап Граффуда.

Леменор со злорадством подумал, что теперь Сомерсет Осней не будет так слепо доверять графу Норинстану. Граф Вулвергемптонский во всем советовался с ним, будто Роланд Норинстан был чем-то лучше и умнее других. Советов же Артура Леменора Осней не слушал; для него баннерет был мальчиком на побегушках.

Но теперь все изменится, он станет правой рукой Оснея. Граф вспомнит о его былых заслугах и наконец оценит их по достоинству. А если представить дело, как измену, и довести его до ушей помазанника Божьего, баннерет будет вправе рассчитывать на награду гораздо большую, чем уважение Сомерсета Оснея.

Перебирая в памяти всё, связанное с графом Норинстаном, Леменор находил много странностей в его поведении, странностей, объяснявшихся его двуличием. Например, когда они пили за здоровье жертв «черного рыцаря», Роланд заторопился уйти и пить отказался. И тут его поразило странное стечение фактов: Вальтер Роданн был убит там, где сражались люди Норинстана, но Норинстан «черного рыцаря» не видел. Его брат видел, а он нет, более того, граф утверждал, что «черного рыцаря» не существует, опровергая показания многочисленных свидетелей.

— Какой подонок убил бедолагу Роданна? — Артур нахмурился. — Кому он встал поперек дороги? Кто бы он ни был, он тоже был предателем. Уж не граф ли это? А почему бы и нет, рога дьявола! Ну да, кровь Христова, это он, кто же ещё! Если не он, то кто?! Юный Вальтер был дружен с дядей, но никогда не испытывал особого почтения к графу Норинстану. Он, по своей горячности, часто спорил с ним, порой, не желая того, рушил его планы, мешал безгранично овладеть доверием Оснея, которого граф добился сейчас — словом, был костью в его горле. И Роланд его убил, попытавшись отвести от себя подозрения.