— Как же прекрасен мир! — бормотал юноша. — Это бескрайнее небо, наполненное святящимся лазоревым эфиром, эта вытканная разноцветным ковром земля, эти стройные деревья, дарящие путнику желанную тень, — разве они не достойны искреннего восхищения?

Его спутница молчала — мало ли, что говорит восторженный мальчик? — и нетерпеливо посматривала на дорогу.

Прошёл час, другой, а тётка Бригитты всё не возвращалась. По словам племянницы она отправилась в соседнюю деревню по ту сторону оврага, чтобы выменять на шерсть (она держала несколько коз) немного муки.

Юному Форрестеру не сиделось на месте, и он вызвался съездить за ней.

На деревенской околице Гордон оказался уже в сумерках.

— Не стоило нам сюда заезжать, мастер Гордон, — вздохнул солдат, с тоской наблюдая за тем, как сгущаются тени. — Глухое местечко!

— Перестань, Грэм, со мной ничего не случится! А если и случится, я встречу опасность с высоко поднятой головой.

Гордон смело свернул на деревенский просёлок.

— Есть здесь тётка Бригитты, старая женщина из соседней деревни, приезжавшая менять шерсть? — громко крикнул он.

— Не кричи, детей разбудишь! — шикнула на него какая-то старуха. — Ушла она.

— Давно?

— Если поторопишься, догонишь.

Гордон развернул коня и поскакал прочь. Когда он снова спустился в овраг, ночь окончательно вступила в свои права. Юноше казалось, что он уже видит впереди сгорбленный силуэт, когда тишину нарушил шум падающего камня. Гордон натянул поводья и прислушался. Тревожные звуки раздались у него за спиной: на этот раз это было фырканье лошади.

— Плохи наши дела, мастер Гордон! — покачал головой Грэм. — Теперь нам одно остаётся: бежать отсюда.

— Я дворянин, Грэм, я не могу! — шёпотом возразил юный оруженосец.

На лбу у него выступил холодный пот, но он всеми силами старался подавить в себе страх. Наполовину вынув из ножен меч, юноша выжидал.

Тихо, почти бесшумно Гордона и его спутника окружили.

— И кто это не боится ездить по ночам? — Один из всадников выехал вперёд, пытаясь рассмотреть лицо юноши. — Эй, посетите-ка мне!

Вспыхнул факел, отбросив длинную тень на землю. Гордон невольно зажмурился.

— Мальчишка, — констатировал незнакомец. — А с ним старый олух. По мечу вижу, что Вы дворянин, юноша, так что я с чистой совестью могу потребовать от Ваших родителей выкуп. Ваш отец ведь не откажется выкупить такого очаровательного сыночка, как Вы?

Его спутники, наполовину пешие, наполовину конные, рассмеялись; смелый ответ Гордона потонул в их хохоте.

— Позвольте полюбопытствовать, как Ваше имя, юноша?

— Гордон Форрестер, сэр, — гордо произнёс оруженосец Леменора.

— Это он, это он, Идваль! Разрази меня гром, если это не тот засранец! — Один пеших выхватил из рук предводителя факел и замахал им перед лицом Гордона. — Это он оболгал твоего кузена! Я хорошо помню этого паршивца: он постоянно вертелся возле того подонка Леменора.

— Мой дядя не подонок! — не выдержав, крикнул Форрестер, выхватив меч из ножен; Грэм пытался помешать ему, но не успел. — Извольте ответить за свои слова!

— Что Вы, что Вы, мастер Гордон, опомнитесь! — испуганно шептал солдат. — Разве Вы не видите, что они обозлены на Вашего дядю? Это валлийцы, они же убьют Вас!

Но юноша его не слушал, продолжая требовать поединка.

Валлийцы собрались в кружок и пару минут о чём-то эмоционально совещались. Затем они разом смолкли и угрюмо уставились на Форрестера.

— Так Вы племянник Артура Леменора? — с вызовом спросил Идваль. — А знаете ли Вы, что сделал Ваш дядя, чью честь Вы с пеной у рта жаждите защитить? Ваш дядя — трусливая крыса, ублюдок и прелюбодей. Он посмел подло оклеветать моего кузена, а я очень люблю своего кузена Роу и не потерплю, чтобы какая-то английская гнида вытирала ноги об его доброе имя. Клянусь потрохами дьявола, я отомщу за честь кузена, не будь я Идвалем ап Ллагурдом!

С криком: «Смерть подлым сайсам!» валлийцы выхватили оружие. Грэм закрыл собой Гордона, приготовившись принять мученическую смерть. Он надеялся, что Форрестер успеет убежать, но тот и не думал бежать. С юношеской бесшабашной смелостью размахивая новым, ещё не испробованном в бою мечом, он ринулся вперёд на превосходящего противника…

Утром пастух наткнулся на двух повешенных. У одного из них отрубили руку, а второй, ещё мальчик, с рваной раной на шее, был исколот ножами. С широко открытыми глазами, он висел вниз головой; его обмякшие руки в кожаных перчатках почти касались земли. Наклонившись, пастух заметил на пальце надетый поверх перчатки перстень-печатку, обмазанный кровью и грязью. Испуганный мальчишка побоялся снять его и, позабыв о коровах, побежал в деревню.