Шрифт:
* * *
Там небо приблизилось к самой земле,Там дерево в небо кидалось с обвала,И ласточка бурю несла на крыле,И лестница руку Днепру подавала.А в августе звезды летели за мост.Успей! Пожелай!.. Загадай! Но о чём бы?Проторенной легкой параболой звёздЛетели на город голодные бомбы.* * *
Не помышлять, не думать об уюте,Не отогреть чернила на столе,Туманен кабинет, и столбик ртутиДавно остановился на нуле.В сугробах двор, и окна в снежной мути,И узенькие ветки в хрустале.И долго мы признательны минуте,Случайно пересиженной в тепле.Но ты — поэт. Гляди в лицо пурги,И стисни мозг, и нервы напряги!Пусть колет лед по этим нежным нитям!И что нам лед? Ты только лиру тронь —И он расплавится. Тугой огоньИ в этот раз мы у богов похитим. * * *
В палисаднике шесть занозинТараторят речитатив.Вы простите, что несерьезенИ с деревьями неучтив!Да деревья ли? Просто ветошь!Каждый кустик ветром измят!Я в притворстве совсем несведущ,Я поэт, а не дипломат!Для прогулок несносен климатИ покинул дом истопник…Но всё же они не отнимутНаших причудливых книг!Хотя и не знаю толком,Какую из них разверну,Но, блуждая по книжным полкам,Мы отыщем такую страну,Где электричество в доме,И дровами очаг набит,И нет места обидам, кромеСамых высоких обид! * * *
Слова, что камень, — никогда не дрогнут,Я их ваял, всю нежность соскребя.Мой бедный стих! Ты наглухо застегнут.Какие ветры распахнут тебя?За то, что я прикинулся поэтом,За то, что музу называл сестрой.За то, что в мир ушел переодетымВ чужое платье, на чужой покрой —Мой каждый слог мне ложем был Прокруста!Мой каждый стих рождался чуть дыша!Смирительной рубашкою искусстваСпеленута свободная душа.Мой горизонт словами был заставлен.Они всё солнце заградили мне!Затем чтоб стих был набело исправлен,Вся жизнь моя заброшена вчерне.Я предал жизнь! Обиду за обидойЯ наносил ей сам своей рукой!Я приказал ей быть кариатидой,Согнувшейся под каменной строкой. * * *
Уже последний пехотинец пал,Последний летчик выбросился в море,И на путях дымятся груды шпал,И проволока вянет на заборе.Они молчат — свидетели беды.И забывают о борьбе и тленеИ этот танк, торчащий из воды,И этот мост, упавший на колени.Но труден день очнувшейся земли.Уже в портах ворочаются краны,Становятся дома на костыли…Там города залечивают раны.Там будут снова строить и ломать.А человек идет дорогой к дому.Он постучится — и откроет мать.Откроет двери мальчику седому. * * *
Топчемся, чужую грязь меся.Тошно под луною человеку.Отвязаться бы от всех и вся!С темного моста да прямо в реку!Гибнет осень от кровопотерь,Улица пустынна и безлиства.И не всё ли мне равно теперь —Грех или не грех самоубийство,Если жизнь тут больше ни при чем,Если всё равно себя разрушу,Если всё равно параличомМне давно уже разбило душу. * * *
Думал — осенью буду счастливым,Да со счастьем всегда нелады,И обрызганы мюнхенским пивомЭти мюнхенские сады.Я давно уже в роли растяпыИ за жизнью тащусь позади,И поля моей старенькой шляпыОбломали чужие дожди.Я серьезных не слушаю споров,Да и шуток уже не шучу.У судьбы-то прижимистый норов,А противиться не по плечу.То на улице мерзну безлюдной,То слоняюсь среди пустырей,Чтоб какой-нибудь смерти нетруднойПриглянулся бы я поскорей. * * *
Год за годом — верста за верстой…А про счастье слыхали наслышкой.Все мы платим земле за постойСединою, тоской и одышкой.А быть может, и счастья-то нет,Есть одни надоевшие бредни.А вели нас к нему в кабинет,Да оставили в грязной передней.Что ты лжешь мне, постылая жизнь!Разве мало тебе идиотов?Отцепись от меня, отвяжись!Я тебя уже сбросил со счетов. * * *
Подводила к высокому вязу,Зазывала в глухие поля…Твоему голубому отказуЯ не сразу поверил, земля.Для того ли в туман приальпийскийУводили меня колеи,И твои золотые запискиНа дороги летели мои,Чтобы сгинуть в беззвездной Европе,Где панели тоской налиты,Где рассвет, как забойщики в копях,Отбивает от ночи пласты,Где, как сумерки, улицы стары,И на каждых воротах броня,И смертельные желтые фарыОтовсюду летят на меня,Где сады багровеют от желчиИ спешат умереть облака,Где тоскуют и любят по-волчьиИ бросаются вниз с чердака.