Шрифт:
III
А где-топод сводом стеклянных аркад,Уже предугадывая потерю,Девушка спросит:«Ты веришь в закат?»И юноша-скептик ответит:«Не верю».А где-тохудожник-абстракционист,Вообразивший, что небо —синее,Что бывает луна, —на синий листНаклеиваеткружок алюминия.И в обсерваторииуединённой,Как будтонавекк телескопу примёрз,В чернуюбезднусмотрит учёныйИ ждетвторогопришествиязвёзд. * * *
Послушай, я всё скажу без утайки.Я жертва какой-то дьявольской шайки.Послушай — что-то во мне заменя,В меня вкрутили какие-то гайки,Что-то вмонтировали в меня.Впервые почувствовал я подмену,Когда мне в окно провели антенну,Когда приемник вносили сюда.Как будто втащили Лондон и Вену,И Рим и Москву — и все города!И поползли на меня через стенуЗмеями черными провода.Послушай, сперва добрались до слухаИ стали мне перестраивать ухо,Взялись сверлить, и долбить, и вертеть.Что-то в ушах моих щелкнуло сухо:Слух мой включили в общую сеть.И вот в мои слуховые каналыВломились все позывные сигналы,Разом крутиться пластинки пошли,Заговорили вразброд, как попало,Радиостанции всей земли.И отключили от Божьего мираДушу мою — моего пассажира.Послушай, я скоро прибором стану,Уже я почти что не человек,В орбиты мне вставили по экрану,И я уже не увижу поляну,Я не увижу звезды и снег.А будут на пленочной амальгаме,Где-то под веками мельтеша,Экранные люди в джазовом гамеВыкидывать сплющенными ногамиОстервенелые антраша.Пойми, мне помощь нужна до зарезу,Пойми, я больше так не могу,Меня опять готовят к протезу,Уже протянут холод железаГде-то в бедном моем мозгу.Я знаю их адские выкрутасы,Знаю, к чему это клонится всё,Они мне сердце хотят из пластмассыВставить и вынуть сердце моё.И никуда я от них не укроюсь,От них никуда мне не увильнуть.Мой пассажир оставляет поезд.Порожняком я трогаюсь в путь.Я даже смерти не удостоюсь.Мне запретили отныне и впредьПо-человечески вспыхнуть, то естьПо-человечески умереть.Ни ангельских крыльев, ни эмпиреев,Ни райского сада, ни звездных люстр,А просто иссякнет заряд батареи,И я, как машина, остановлюсь. * * *
Я вывеску приколотил:— Лавка ночных светил —Я нанизал, как бусы,Луны на все вкусы.— Печальные анонимы,Апологеты уныния!— Совершенно незаменимыйМесяц из алюминия!У него замашкиДагестанской шашки!Занесен он наголоОслепительно светло.А на левом флангеМесяцы — бумеранги.Как паутинки,Тонки и робкиМесяцы — льдинки,Месяцы — скобки.Рядом на полкеМесяцы — щёлки.Месяц — хрусталик,Месяц — крючок,Месяц — рогалик,Месяц — стручок.Выточен плотно,Тяжек, упруг,В тучах — полотнахМесяц — утюг.Кто о месяце этомВспомнит добром,Он висел над кацетомЧеловечьим ребром.Вы видите, луна красна,Вся в облачном угаре,Как будто бы всю ночь онаГуляла на пожаре.Отходящие ко сну,Любители томления,Хотите, доведу лунуДо белого каления?Сочинять надоело,Столько лет потерял.Ликвидирую дело,Продаю матерьял. * * *
Месяца светящийся фаянс.Отблески на крышах и антеннах,Окон неоконченный пасьянс,В сумерках разложенный на стенах.Лампа загорается в окне,Точно свет нисходит благодати,И плывут, как в золотом вине,Тени на сияющем квадрате.Мне не раз казалось, что они —Только дрожь потусторонних планов,Кто-то резко выключит огни,И они исчезнут, в камень канув.И я сам поставлен под стеклоВысоко, почти под самой крышей,Чтоб сиянье города вошлоВ хрустали моих четверостиший,Чтоб душа могла маячить так,Как реклама на вечерней вышке,То мгновенно прятаться во мрак,То бросать оранжевые вспышки. * * *
Юрию Большухину
Простому камню грубостьОставь, каменотёс,Клади его, как РубенсФазана — на поднос.Пускай щербат и кряжистИ в выбоинах сплошь,Чтоб чувствовалась тяжесть,Когда его кладёшь.Поэт, на стих отважась,Не прыгай налегке,Пусть чувствуется тяжестьТакая же в стихе,Пусть чувствуется грубость,Пусть будет стих щербат,Клади слова, как РубенсКлал в чашу виноград.Тот думает о ближних,Тот знает ремесло,Кто слово, как булыжник,Ворочал тяжело. В ГРИНВИЧ ВИЛИДЖ
Всю ночь музыкант на эстрадеКачался в слоистом дыму,И тени, по-волчьему, сзадиНа плечи кидались ему.Себя самого растревожа,Он несся в какой-то провалИ нежно во влажное ложеПротяжные звуки вливал.Здесь всякий приятель со всяким,И всякий здесь всякому рад.Артисты, пропойцы, гуляки.Толкаются, пьют, говорят.Над столиком тонкий светильникМелькает в зеленом стекле.Привет тебе, мой сомогильник,Еще ты со мной на земле.Привет тебе, мой современник.Еще ты такой же, как я,Дневной неурядицы пленникНад рюмкой ночного питья.Какая-то тусклая жалостьИз труб серебристых текла.Какая-то дрянь раздеваласьНа сцене ночной догола.Картины кострами сложитеИ небо забейте доской!Не надо уже АфродитеРождаться из пены морской.Не всплыть ей со дна мифологий,И пена ее не родит,Тут девка закинула ноги,Тут кончился век афродит.Я пальцами в такт барабаню,Я в такт каблуками стучу,Я тоже со всей этой дряньюВ какую-то яму лечу. * * *
В голове крутились строчкиНеоконченных стихов.Шла луна в одной сорочкеТонких, дымных облаков.Как во дни царя Гороха,Бродит в небе до утра.Ты бы спать пошла, дурёха,И светилам спать пора.* * *
Напечатай объявленьеИли вывеску привесь,Что прекрасные мгновеньяОстанавливают здесь.Прибивают здесь закатыМежду двух больших берёз,Чтоб стояли розоватыИ никто их не унёс.У заката, как у сцены,Тут поставлена скамья,Где остались неизменныНа столетья ты и я.На ребре волны стекляннойВстал огромный пароход.Ни в какие океаныОн от нас не уплывёт.И волна хрустальным клювомНавсегда загнулась здесь,И как будто стеклодувомИзготовлен вечер весь.Здесь забот и странствий бремяНикого не тяготит.Здесь вырезывают времяТак же, как аппендицит. * * *
Я на заре вечернейСтою перед харчевней.Смотрю я в глубь витрины,Где ты перед жаровнейВращаешь кус свинины,Огромный и неровный.Где ты — король сосисок,Ты — царь окороков,Блистаешь среди мисок,Паришь среди горшков.Ты создаешь еду!Ты тот, кто обессмертилКотел, прославил вертел,Внес в мир сковороду!Жир со свинячьей кожиТы так умело льёшь,Должно быть, ты и рожейНа медный чан похож.Но, осторожно пятясь,Ты повернулся вдруг,В лице твоем и святость,И бледность, и испуг.Твои глаза с ознобом,Под ними темный кант,Акварелист, должно быть,Должно быть, музыкант.Как ты зрачками юркнул,Мышонок, а не царь,Как ты устал от буркал,От рож, от рыл, от харь.Они ежевечернеТолпятся у окна,Из глубины пещернойВстают, как муть со дна,И отсвет шевелитсяНа каждом кровяной,Как будто эти лицаВсе куплены в мясной.Сюда ежеминутноЗаносит их прилив.И я расплылся мутно,И я к стеклу прилип.