Безмолвья... Бледный лоб, преследуемый плеском

Волос, украденных ветрами, и в морях

Продленный нитями седых, косматых прях, —

С непобедимым Днем мое венчанье празднуй!

Перед улыбчивой вершиною алмазной

Супругой равною я простираюсь ниц...

О драгоценный лес сомкнувшихся ресниц,

Слепой полуночью переплетенных густо,

На ощупь, в темноте, молясь тысячеусто,

Покровом пористых окружных позолот

Вбирала вечность я и бархатистый плод —

Себя! — вручала в дар бессмертию вселенной,

Но в бледной мякоти, под кожурою пленной,

Кипящий солнцем сок не бредил горячо

Загробной горечью, — открытое плечо

Пожертвовала я просвеченным высотам:

На грудь, обильную под стать счастливым сотам,

Объятьем вогнутым сошел уставший мир.

Ты поглотил меня, светящийся кумир! —

Бегу и быстрые распутываю тени,

Скользя туникою по зонтикам растений,

Склоняя лезвия надменных, хрупких трав,

Бегу, величие цветущее поправ

Счастливой гордостью своей свободы новой.

Порой за полотно зацепит куст терновый

И тела свежего мятежную дугу

Перечащим шипам откроет на бегу —

Под куполом льняным оно блеснет, прославясь

Твоими красками, о бронзовая завязь!

Отчасти тяготясь могуществом пустым,

В душе послушная желаниям простым,

Чью волю гладкие присвоили колени,

Я сбрасывала гнет неловких сожалений,

И чувственная цель казалась мне светла:

К ней глина вязкая шагов моих плыла.

Беспечной стала я и на решенья быстрой.

Пылающий покров из снов природных выстрой

И до бескрайности, о Полдень, опьяней!

Беги!.. Увы, у ног недружество теней

Скользит струящимся подобьем зыбких мумий,

Загримированной бесплотности угрюмей,

Неубивающей касается земли,

Танцует, гибкое, в нетронутой пыли,

Таится между мной и розой огневою

И разрывается, не шелохнув листвою...

О похоронная ладья!...

А я стою,

Живая, и, вручив себя небытию,

Вооружаюсь им и, как гортань сухая,

Хмель померанцевый восторженно вдыхая,

Зениту жертвую пустой, сторонний взгляд.

О неужели свет от сердца отдалят

Растущей полночи пытливые секреты,

И уголок души расширится, согретый

Глубинным знанием, избегнув чистоты!..

В полубеспамятстве стряхнуть не в силах ты

Недвижный обморок дрожащих ароматов,

Нагая статуя, чей мрамор бледно матов

В капризном золоте дурманящих лучей.

Нет, черный мой зрачок, зрачок давно ничей,

Колодцем тартара круглится, обрываясь

В мыслительную тьму, — я ветру открываюсь,

Но душу отстоять у веток не могу,

На золотящемся вселенском берегу

В обличье Пифии стенаю и коснею,

Пьяна пророчеством, что мир погибнет с нею.

Загадки идолов в себе я обновлю.

Задумаюсь, замру и небеса молю,

Прервав мечтания, бегущие зеркальным

Крылом по солнечным кругам зодиакальным,

Меняясь сотни раз в игре с небытием,

Пылая в мраморе зияющем моем.

Глазастой пропасти опасная добыча!

Духовным зрением над взморьями владыча,

Я столько видела сменяющихся дней,

Что ведала, какой окажется бледней,

Какой сиянье мне подарит в ровном беге,

Но кроме скуки я не знала привилегий,

Заря шептала мне: враждебность предпочти.

Почти умершая, бессмертная почти,

Я в сновидениях разглядывала тронный

Алмаз, блистающий над будущей короной,

Где леднику невзгод противятся одни

Задумчивого лба бездонные огни.

О Время, догорев в мечтательных глубинах,

Дерзнешь ли в сумерках воскреснуть голубиных,