Восстановить, гордясь своей вселенской ролью.

Обожествленные порозовевшей солью,

Привет вам, острова, потешники лучей

И солнца плавкого! Предвижу, горячей

К полудню загудит деревьев рой пчелиный,

И каменистые почуют исполины,

Как близок огненный элизиум! Леса,

Где мыслью зверние блуждают голоса,

Холмы, где славят мир напевы козопасов, —

Привет вам, острова! Морями опоясав,

Свой материнский стан, колени преклоня,

Вы облик девственный храните для меня!

Но как над головой цветы у вас ни ярки,

Ступни в морскую стынь вы погрузили, Парки!

Приготовления души, покой висков

И смерть, совсем как дочь таимая, — таков

Исход, означенный предвзятостью верховной:

От блесток роковых уходит безгреховный

Полет, но разве он не временный разрыв?

Я первая к богам приблизилась, открыв

Лицо тиранскому дыханью ночи вечной:

Об изречении тоски бесчеловечной

Сквозь гущу темноты я вопрошала твердь...

В слепящей чистоте я выдержала смерть,

Таким же некогда я выдержала солнце,

Но в изваянии моем огнепоклонце,

Под обнаженною, натянутой спиной,

Душа от прошлого спасалась тишиной,

С надеждой слушая колючие оттенки

Толчков, изношенных о набожные стенки,

Потворства давнего предчувствуя итог —

Существования трепещущий листок...

Ты не умрешь, не жди... Насмешлива удача

К той, что в зеркальности себя жалеет, плача.

Но разве не была волшебной цель моя,

Когда палачеству определила я

Презренье светлое к многоразличью рока?

Погибельный алмаз без пятен, без порока!

И разве склоны есть прозрачнее, чем те,

Где я карабкаюсь к затерянной черте

По взору долгому закланницы отверстой?

Какую тайну ей хранить, кровавоперстой?

На грани бытия, в безбурной белизне

Она от слабости прекраснее вдвойне,

Смиряя серп времен, над плахою нависший,

Предсмертной бледностью бледна, последней, высшей.

Так с плотью полою целуется волна,

Так в одиночестве себя бежит она...

Душою я давно плыву к надзвездной выси

В мечтах о траурно шумящем кипарисе.

Я жертвой чувствую себя у алтаря

Дурманов завтрашних, бестрепетно паря

И тая в облачном, неосторожном дыме,

Я стала деревом с волокнами седыми,

Величье растворя в пространстве роковом.

Я завоевана гигантским существом,

Любовью жданного куста-единоверца:

Толпу лучистых тел из фимиама сердца

Рождает трепетно туманный мой состав.

О нет! от высоты двусмысленной устав,

Я больше не ищу у лилии печальной

Возврата к прошлому — сосуд первоначальный

Мы силой жизненной не сбросим, не затмим.

Кто ратоборствует с могуществом самим,

Когда твое чело — маяк в пустыне ночи,

А зрение твое его дневные очи?

Задумайся, какой безгласный произвол

К воскреснувшему дню из тьмы тебя привел?

Из тьмы, мертвецкою тоской отягощенной!

У безотчетного щепотью позлащенной

Добудь рассветами отспоренную нить:

Твой путь слепой она сумела отклонить

До этих берегов... Жестокой будь и лживой,

И тонкой! Распознай, как стала ты поживой

Ползучей трусости и вздохов-беглецов,

И пряных, как земля, заботливых сосцов?

Какая затхлость недр, какие сны рептилий

Тебе пещерную бескостность возвратили?

Вчера, царица-плоть, ты предала меня,

Ни ласкою, ни сном не возвестив огня...

Чаруясь демонской благоуханной властью,

Мужскую шею я не обвивала страстью

Воображаемых, полуумерших рук,

И лебедь вспененный, божественный супруг! —

Не потревожил мысль пожаром перьев снежных.

Не ведать гнезд ему столь трепетных и нежных!

Я телом сомкнутым и девственным была

Доступна каждому: расслаблена, бела, —