— Олег, ты?.. — требовательно повернулся к Фирсову Саня. Тот кивнул:

— С тобой.

— Давай! — кивнул я. — А то Сане Щуся мало.

— Ну, Олег… — Вадим отшатнулся от меня. Я и сам понимал, что сказал что-то не то. Правда, Саня, мне показалось, не очень-то обратил внимание на мои слова.

— Щусь, Сморч, Фирс, — перечислил он. — Ну и отлично. Мы уходим.

— Мальчишки! — крикнула Ленка Власенкова. — Ну мы же клятву давали! Мы же клялись

друг другу!

— Это ты ему скажи, — Саня небрежно махнул в мою сторону, — и подружкам своим, которые на Крите остались.

Ленка вскинула ладони к глазам. Олег Крыгин обнял её, утешая.

— Это уже интересно, — признался Джек. Он поставил ногу на камень и положил бастард в ножнах на колено. Лицо англичанина было непроницаемо.

— Кто ещё хочет уйти? — стеклянно спросил Вадим.

— Я, — сказал я.

Все повернулись в мою сторону.

— Я, — повторил я. — Я хочу уйти. Я понял — я вам не нужен. Плохой князь, хороший князь… — я махнул рукой. — Выберите себе того, кто вам по душе. Вон, Вадима выберите.

— Олег… — начал Вадим. Я оборвал его:

— Не надо.

Все выглядели растерянными. Даже Саня. Я посмотрел на него и подумал рассеянно: неужели он и правда думал, что для меня главное — власть? Полное, но нехорошее спокойствие спустилось на меня — когда понимаешь, что поступаешь не так — и всё-таки делаешь, делаешь, зная, что не получится уже по-другому…

— Это слишком, — покачало головой Арнис.

— В самый раз, — усмехнулся я.

— Олег, мы с Ленкой идём с тобой, — сказал Сергей. Ленка Чередниченко подтвердила его слова энергичными кивками.

— Мне не нужны спутники, — отрезал я.

Мне потом часто снились глаза Серёжки. Глаза человека, которого наотмашь ударили по лицу за добрые слова. Но зима, её смертельный холод, злорадно подавала голос из меня, и я продолжал: — Можете поспорить с Вадимом, кто будет князем, если я стал слишком плох для вас… Тань, ты со мной?

— Конечно, — спокойно и без раздумий ответила она.

— Олег, — вдруг сказала Ирка Сухоручкина, — ты будешь жалеть. И мы будем жалеть. Не уходи.

Я молча улыбнулся и сделал жест римской арены.

Пальцы вниз.

Сергей Есенин

…Дорогие мои… Хор-рошие…

Что случилось? Что случилось? Что случилось?

Кто так страшно визжит и хохочет

В придорожную грязь и сырость?

Кто хихикает там исподтишка,

Злобно отплёвываясь от солнца?

…Ах, это осень!

Это осень вытряхивает из мешка

Чеканенные сентябрём червонцы.

Да! Погиб я!

Приходит час…

Мозг, как воск, каплет глухо, глухо…

…Это она!

Это она подкупила вас,

Злая, подлая и оборванная старуха.

Это она, она, она,

Разметав свои волосы зарёю зыбкой,

Хочет, чтобы сгибла родная страна

Под её невесёлой, холодной улыбкой…

…Боже мой!

Неужели пришла пора?!

Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?

А казалось… казалось ещё вчера…

Дорогие мои… дорогие… хор-рошие…

…Саня ушёл ночью. Под утро — Андрей.

А утром — ещё до того, как собрались мы с Танюшкой — исчезли Сергей и Ленка.

Игорь Басаргин

Мы своих хороним близких. Помяну. Рукою голой

Годы, дни и месяца Со свечи сниму нагар.

Расставляют обелиски Кто-то был обидно молод…

На пустеющих сердцах. Кто-то был завидно стар…

А другой живёт и ныне…

Только тропки разошлись.

Только друга нет в помине.

Это — тоже обелиск.

* * *

Мы снова шли навстречу весне… или, может, это она двигалась навстречу нам… Вот только на этот раз мы с Танюшкой были только вдвоём.

Мы оба были хорошие ходоки и легко одолевали здешними горными лесами по тридцать-сорок километров в день. Мы не разговаривали об этом, но как-то само собой получалось, что мы идём на Скалу. Дальше не я, ни Танюшка не заглядывали.

Она ни слова мне не говорила насчёт произошедшего. Во мне же продолжала жить обида.

Нет, не так. Это была не обида, а… Не знаю, как сказать. Я просто упёрся… чёрт, чёрт, чёрт, не знаю! Я был рад, что мы ушли — и ненавидел себя за это. Я злился на ребят — и на себя. я вспоминал Сергея — и готов был биться головой о стену, но через секунду бросал взгляд на Таньку — и радовался, что мы одни. Я думал о наших клятвах, и эти мысли заставляли меня думать о другом — о том, что я вывалял в пыли свою честь…но и эти мысли сменялись воспоминаниями о том, как от меня в глаза отказались те, кого я считал друзьями.