— Вот так лучше, — сказала наконец Танюшка.

— Чего?.. — сонно спросил я и, помедлив, откинул голову ей на колени. На миг почувство-

вал, как напряглись ноги девчонки… но тут же расслабились, и я, запрокинув лицо, увидел, что и она привалилась спиной к косяку, задумчиво глядя в лес своими зелёными глазами. А руку… руку, помедлив, положила мне на плечо.

"Только бы никого не принесло!!!" — взмолился я.

Принесло, конечно же — вернулся Андрей Альхимович, и я оттолкнулся затылком от танюшкиных колен. Посмотрел на неё — ощущение было такое, что… ничего и не было. Взгляд Татьяны стал деловитым, она перешагнула через меня и отправилась куда-то, по пути громко вопрошая, нашли или нет орляк. Я подумал, что это и в самом деле вопрос — мыла-то у нас не было, а без мыла, как говорил один знакомый нам дед, "не мытьё, а одно паскудство". Только, если честно, мне сейчас было плевать на всё. А тут вдобавок мне по-пался на глаза Серёжка — он скромненько целовался у малинника с Ленкой, пользуясь тем, что большинство людей у бани. Причём целовались они самым настоящим образом "вза-сос". Я мысленно взвыл, запустил очередным клинком — как раз сергеевой дагой — в стену и убежал в дом, едва не сбив с ног Щуся, который нагло завопил вслед: "Ну ты чё — ду-рак?!" — и не получил по шее.

94.

* * *

Девчонки оккупировали баню первыми, демонстративно заложив дверь поленом из-

нутри, после чего из окна интенсивно повалили пар и дым, словно там раскочегаривали котёл паровоза. Мы, поглядывая на приземистое помещение и похмыкивая, занялись дела-ми по хозяйству, тем более что как раз тут Север с Кристиной притащили оленя и трёх глухарей, весом почти равных оленю.

— Слушай, — обратился ко мне Вадим, — а что если на зимовку определиться тут? Мне

кажется, место неплохое…

— Знаешь, я уже об этом думал, — признался я. — Завтра попробуем определиться с со-

седями, а там посмотрим.

Вадим кивнул. Мы разожгли костёр снаружи, а то спать будет невозможно — и за-нялись приготовлением оленины и птичек. Это мы умели не хуже девчонок, тем более, что Кристина принесла и можжевеловых ягод, с которым мясо приобретает совершен-но изысканный вкус.

В медленно тающем вечернем свете наш лагерь приобрёл вид разбойничьей стоянки из какого-нибудь фильма о временах Ивана Грозного или Алексея Тишайшего. Сходство усугублялось тем, что многие бездумно затачивали клинки. Кое-кто лежал, живописно раскинувшись или подперев рукой голову, у огня. Очевидно, сходство заметил не только я, потому что Игорь Северцев вдруг полушутливо завёл монотонным голосом, потряхи-вая головой:

— Ой — ты взойди-взойди, солнце красное!

Обогрей ты нас, людей бедных,

Людей бедных — людей беглых…

Ой, да мы не воры, да й не разбойнички… -

Север на секунду запнулся и допел: — …Да батьки Лешего да мы работнички…

Я кинул в него веткой, но не нарушил общего настроения — посыпались славянофиль-ские реплики:

— Эх, да жись наша поломатая…

— По лесам да буеракам, ровно волки, рыщем…

— Нет у нас, сирых, хучь норы какой…

— Ой, Русь-матушка, что ж ты к нам да так неласкова…

— Счас бы кофе с булочкой, да на печку с дурочкой, — не в тему ляпнул Сморч и, когда

все отсмеялись, Север опять затянул знаменитую:

— Пусть нету ни кола и ни двора —

Зато не платят никому налоги

Работники ножа и топора,

Романтики

большой дороги! — а все грянули припев разухабистыми голосами:

— Не же-ла-ем

жить

по-другому!

Не желаем жить — по другому

Ходим мы,

По краю ходим мы, по краю —

Род-но-му-у!!!

— Север! — Вадим под общий смех осторожно рванул на груди ковбойку, уткнулся лицом

в плечо улыбающегося Игоря и замотал головой: — Пой, Север! Песен хочу!!! Потешь душу мою больную!!!

— Нам лижут пятки языки костра —

За что же так не любят недотроги

Работников ножа и топора,

95.

Романтиков

большой дороги?! — и под общий привев Саня начал жонглировать взятой

у Сморча финкой.

Допели песню. Потом Игорь Северцев помахал рукой, сел удобнее, опершись на при-тащенный сухой пень за спиной и задумался. Это означило, что сейчас он будет петь се-рьёзное; примолк даже неугомонный Щусь. Потом Север поднял голову, обвёл нас блесну-вшими глазами…

Андрей Макаревич

Нам уготовано, мальчик мой,

Лёгкое это бремя —

Двигаться вверх по одной прямой,

Имя которой — Время.

Памяти с ней не совладать.

Значит — нам повезло…

Время учит нас забывать

Всё — и добро, и зло…

Встречи, прощанья — какое там!

Даже не вспомнить лица…

И только вещи, верные нам,

Помнят всё до конца.

Помнят всё до конца…

Помнит лодка причал, а весло

Помнит воду реки…

Помнит бумага перо, а перо

Помнит тепло руки…

Стены и крыша помнят людей,

Каждого — в свой срок…

Помнит Дорога ушедших по ней,

Помнит выстрел курок…

Только проносится день за днём,

Значит — не пробил час…

Вещи тогда молчат о своём

И не тревожат нас…

Могут проснуться они летним днём

Или среди зимы,

Чтобы напомнить нам обо всём,

Что забыли мы…

* * *

Девчонки оставили после себя в бане чистоту и порядок с остатками пара, кото-рый некоторые любители начали тут же нагнетать вновь и преуспели в этом (дверь мы поленом закладывать не стали, хотя в предбаннике девчонки стирали наши и свои вещи).