– Грейс! – Ему явно стало неловко. – Тогда ночью в «Тутанхамоне»... Я обидел вас и...

– Дядя Джон! Дядя Джон! – Тилли вприпрыжку ворвалась в комнату, ее светлые волосы рассыпались по плечам, в одной руке она держала мишку. – Я знаю наизусть «О всех созданиях, прекрасных и разумных!» [15] . Слушай!

Она встала в центре комнаты, перед камином, прямая и высокая, сцепив руки за спиной, и запела звонким девчоночьим голосом. Текст она знала назубок, хотя и заменяла «высокие воротники» на «пылающие цвета» [16] . Пока она пела, Феликс на коленках подобрался к Грейс сзади и разочарованно запищал, давая ей безмолвную команду взять и обнять его. Она так и сделала, ощутив комфорт, когда прижала к себе его теплое тельце, как обычно бывает, когда держишь на руках кошку. Когда же он завертелся как сумасшедший, она спустила его с рук и с раздражением увидела, как он пополз прямо к Крамеру и стал дергать того за брючину, чтобы он взял его на колени.

Исполнение гимна было награждено аплодисментами, и Грейс тотчас же подошла к Крамеру и с виноватым видом забрала от него Феликса.

– Дети, пора спать!

Тилли топнула ножкой:

– Ну, тетя Грейс! Я собиралась спеть «Вдали виден зеленый холм».

– Сейчас май, Тилли! Христос воскрес из мертвых неделю назад.

– Но мне нравятся песенки о смерти и крови!

– Типичная женщина! – Крамер поймал веселый взгляд Грейс.

– Вам повезло, что в этой комнате нет моей мамы. Она бы выгнала вас и за меньшее! Ну, давай, Тилли! В постель!

– Тетя Грейс, а дядя Джон будет моим папой?

Этот вопрос был задан неожиданно. Тилли любила задавать свои самые трудные вопросы после всех сказок, когда она свернулась калачиком в постели, а Грейс собиралась выключить свет.

– Ах, дорогая! – Она посмотрела в широко открытые глаза Тилли и увидела Джорджа. Серьезность Джорджа. Энергичность Джорджа. – Никто никогда не сможет заменить твоего папу! Он всегда будет с нами!

– Он вернется из мертвых, как Иисус?

– Нет, не совсем. Он будет жить в тебе, Тилли. В тебе и в Феликсе.

Но Тилли уже сердилась. Она захлопала кулачками по стеганому одеялу.

– Это ложь! Он ушел! Я не могу даже вспомнить его! Грейс попыталась обнять ее, но Тилли было не до объятий.

– Это несправедливо! У Элизабет новый папа. Он получил много медалей на войне, а теперь работает управляющим в банке и подсчитывает деньги. Я хочу, чтобы дядя Джон женился на маме, чтобы у меня был новый папа!

Грейс с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Папы – это не библиотечные книги, Тилли! Нельзя получить нового взамен старого. И вообще, может быть, мама и дядя Джон не хотят жениться. Ты об этом подумала?

Тилли нахмурилась.

– Почему? Они любят друг друга. И он всегда здесь. Он может уйти из своего дома и жить с нами.

– Тилли!

Как же часто он бывает здесь? Грейс пришлось подавить желание подробно расспросить, когда он приходит и как долго остается. Что его не бывает здесь ночью, она была совершенно уверена. Нэнси ни за что не отдастся ему без обручального кольца на пальце. Да и мама ни за что не потерпит подобного легкомысленного поведения под крышей своего дома. Что же касается остального...

– Что ж, если он не женится на маме, то пусть женится на тебе!

– Тилли!

– Или на мне! Он может жениться на мне! Я была бы невестой в белом платье. Он был бы моим женихом. – Она заулыбалась и устроилась поудобнее, засыпая.

Грейс наклонилась и поцеловала ее в лоб.

– Эта капуста совершенно особенная. – Кэтрин Резерфорд ткнула в гарнир вилкой. – Она маринованная?

– Это австрийский рецепт, – объяснила Нэнси. – И, если честно, мама, по-моему, ты маринована [17] больше, чем капуста!

– Чушь и ерунда! – Но голос Кэтрин звучал более хрипло, чем обычно, – верный признак того, что она немного навеселе. Она редко выпивала, а сегодня выпила хереса еще до того, как они начали бутылку белого рейнвейна. – А если и так, что из того? Разве существует письменное указание, что только молодые имеют право выпивать? А более зрелая леди должна проводить вечер за вязанием, чаем и смотрением в камин в тоске по ушедшей молодости?

– Но у тебя же есть вечер, когда ты играешь в бридж... – Грейс поймала взгляд Нэнси и хихикнула. Сейчас, когда они все собрались за обеденным столом, ей стало гораздо легче. Сестры вошли в свои традиционные роли сообщниц, заканчивая фразы друг за дружку и обмениваясь взглядами поверх бокалов с вином.

– Вы, вертушки, забыли, кто вас родил! Позвольте мне сказать... – Кэтрин взмахнула ножом, и кусочек квашеной капусты попал в Крамера.

– Так, начинается. – Нэнси сделала большие глаза.

– «Меня бросили в тюрьму ради вашего блага, соплячки». – Грейс подражала матери.

– Это правда, миссис Резерфорд? – Крамер искренне заинтересовался. – По какому же обвинению?

– Я совершила самое отвратительное преступление: вела кампанию за право женщин голосовать! – Кэтрин поправила очки и гордо выпрямилась.