Глядя в темноте на лицо Крамера, Грейс чувствовала, что это самое последнее, что он хотел бы услышать. Крамер со своим секретом жил в непреодолимом мире горя, пропитавшего всю его жизнь. Когда он заговорил, обращался скорее к Грейс, чем к Нэнси.

– Ева давно исчезла. Она исчезла за много лет до своей смерти. С того самого времени, когда О'Коннелл опубликовал эту книгу. Похоже, она послужила ему прототипом Вероники. Он лишил ее энергии, характера, от нее ничего не осталось. Вы понимаете, о чем я говорю? Она долго болела, лежала в больнице, отказывалась видеть кого-либо, едва говорила. Только царапала письма и день за днем читала книги. Мечтала, как все будет, когда ей станет легче. Время от времени в ней пробуждалась прежняя Ева... и сразу же исчезала! Я не могу описать, насколько тяжело было видеть, как она исчезает.

Позже, гораздо позже, после ухода Крамера, Грейс взялась за мытье посуды, а Нэнси схватила чайное полотенце, и они за работой стали обсуждать проведенный вечер.

– Насчет его жены – все это чушь! – заявила Грейс. – Твоя личность вовсе не исчезает оттого, что тебя изобразили в книге! Это американские индейцы думают, что, сфотографировав человека, можно украсть его душу. Просто Ева спятила, а Крамер решил обвинить в этом О'Коннелла и его книгу!

– Ты, похоже, достаточно осведомлена обо всем этом. – Нэнси терла тарелку. – Или, по крайней мере, думаешь, что осведомлена!

– Я ошибаюсь? – Грейс уставилась на сестру. – Что он тебе рассказывал?

– Мои сведения по этому вопросу довольно отрывочны. – Нэнси отложила тарелку и взяла другую. – Но их мне достаточно, чтобы понять, что есть две стороны истории. Фактически даже три. Я думаю, ты сама не понимаешь, насколько предубеждена.

Грейс посмотрела на их отражения в окне кухни. Стекло запотело, и их лица виднелись очень смутно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты влюблена в Декстера О'Коннелла, вот и принимаешь каждое его слово за чистую монету!

– Ничего подобного! – Грейс с грохотом поставила тарелку в раковину.

– Ты уверена? Ты была смехотворно счастлива, затем чертовски несчастна, а в последнюю неделю или две ты и вовсе сама не своя! Более того, у тебя такой вид...

– Какой вид?

– Скрытный. Неужели ты действительно думаешь, что я ничего не заметила?

– Ты не всегда все замечаешь.

– Но это я заметила.

– Я не влюблена в него! – Грейс с грохотом поставила тарелку в сушилку.

– Так вот, влюблена ты в него или нет, но у вас с ним явно бурный роман!

– Что же в этом плохого? – Грейс провела мыльной рукой по лбу. – Я прекрасно могу позаботиться о себе.

– Так ли, Грейс? После того, что рассказал мне Джон...

– Опять ты за свое! Что он тебе сказал?

– Ну, не так много. – Нэнси закончила орудовать чайным полотенцем. – Но тебе известно не хуже, чем мне, что О'Коннелл известен своим хамством не меньше, чем своими романами!

– Но он забавен. И умен. И красив. И богат. И возбуждающ. И он любит меня. Кто еще из наших знакомых стал бы покупать такие подарки?

– Ну... – Похоже, Нэнси хотела что-то возразить, но передумала.

«Она снова вспоминает Джорджа, – поняла Грейс. – Узнает ли она когда-нибудь о нас с Джорджем?»

– Грейс, послушай, обещай мне быть осторожной. У тебя хорошие инстинкты, и я надеюсь, ты к ним прислушаешься. Я так люблю тебя, Грейс, и не переживу, если этот человек причинит тебе боль!

– Ах, дорогая! – Грейс обняла Нэнси, и некоторое время они стояли, сжимая друг друга в объятиях. Каждая сестра чувствовала мягкое дыхание и сердцебиение другой. – Конечно, я буду осторожной. – Она видела их отражения в окне, слившиеся в одно.

Когда они отпустили друг друга и вновь принялись за мытье посуды, возникла напряженная тишина.

– Я прочитала в твоей колонке, что ты побывала в новом клубе Шеридана, – сказала наконец Нэнси, вероятно, просто для того, чтобы нарушить эту тишину.

– Это правда.

– Я не знала, что ты в эти дни часто с ним виделась. Я вряд ли видела его с детства. После этой отвратительной истории с нашими родителями. Сколько нам тогда было лет?

– Точно не помню. Тринадцать или четырнадцать. Давай больше не будем обо всем этом.

– Не будем. – Нэнси деловито натирала тарелку. – Конечно, не будем. А какой он сейчас, Шеридан?

– Такой же, как и в детстве. Странный. Деликатный. Привлекательный, по-моему. Хотя не все разделяют мое мнение. Получив наследство, он стал более уверенным в себе. А став более уверенным в себе, стал и более эксцентричным. Словно сознательно решил усилить каждую сторону своей личности. Даже дефект речи.

– Надо же! – Нэнси подняла брови. – Хорошо было бы с ним повидаться.

– Джон его старый друг, – сказала Грейс. – Вероятно, тебе следует попросить его как-нибудь вечером взять тебя с собой в «Тутанхамон».