Шрифт:
– Думай как хочешь. Ты же не просил. Поэтому никогда и не узнаешь.
Его взгляд, казалось, блуждал по ее лицу.
– Я знаю все, что должен знать о тебе, Грейс.
В течение трех лет они были вежливы и тактичны по отношению друг к другу. Она настояла на решении прекратить всякую связь, и он это уважал. За все это время никто из них не упомянул об их романе. Но в последнюю неделю или около того они стали игривы и сентиментальны по отношению друг к другу. Теперь, лишенный будущего, Джордж предпочитал жить прошлым. А Грейс позволяла себе хоть ненадолго уходить туда с ним.
– А Дики?
Его слова нарушили чары.
– Я не хочу говорить о Дики.
– Он делал тебе предложение?
Она выдернула руку из его пальцев.
– Делал, не так ли? И каков же был твой ответ?
– Джордж, пожалуйста! Я же сказала, что не хочу говорить о нем.
– Ха! – У него заблестели глаза. – Я знал! Прежняя Грейс. Я же говорил, тебя интересует только то, чего ты не можешь иметь.
– Если тебе обязательно это знать, я ему сказала, что он выбрал неподходящее время для предложения. Безусловно, ты, как никто другой, должен это понимать. И вообще, я не думаю, что когда-нибудь выйду замуж.
– Понятно, – без всякого выражения произнес он. – Может быть, это и неплохо.
– Что ты хочешь этим сказать? – Она посмотрела на его волосы. По-прежнему густые и медно-рыжие, с золотистым оттенком. Она смотрела на его печальные карие глаза.
– Я хочу кое о чем попросить тебя, Грейс.
– Нет! – Она понимала, что происходит. – Не говори этого! Пожалуйста! Ответ «да», но, пожалуйста, не говори об этом! Я не могу этого слышать.
– Противная, гадкая женщина! Откуда ты знаешь, что я собираюсь сказать?
– Я знаю о тебе все, Джордж. – На ее лице появилась чуть заметная улыбка, но тут же исчезла. Вздох. – Разумеется, я буду заботиться о Нэнси и Тилли. И о ребенке, когда он родится. Ты же знаешь.
Его лицо стало серьезным.
– Обещай, что они всегда будут для тебя на первом месте, Грейс. Ты единственная, кто может сделать это для меня. Ты единственная, кого я могу об этом попросить. Я хочу, чтобы ты была с ней, когда родится ребенок. Я хочу, чтобы ты всегда была с ней, потому что я этого не смогу.
– Ах, Джордж, перестань, пожалуйста! – Слезы заволокли ей глаза.
– Мы долгое время жили втроем, не так ли? С тех пор, как погиб Стивен. Интересно, а что было бы, останься он в живых?
– Все было бы иначе. Четыре – совсем другое число.
– Два тоже, – сказал он. – Вас скоро останется двое, ты и Нэнси. Два – хорошее число.
– Есть еще мама, не забывай.
Он махнул рукой. Кэтрин не в счет. Во всяком случае, в этом вычислении. И Дики, по-видимому, тоже.
– Обещай мне, Грейс.
– Да, да! Я ведь уже сказала, правда? – Она отодвинула его руку. Пыталась создать впечатление легкости и беззаботности. – А теперь хватит об этом. Как насчет того, чтобы побриться? Прихорошиться к приходу Нэнси? Хочешь?
– О, не сейчас! – Он откинулся на подушки. – Я слишком устал. – Его лицо с закрытыми глазами напоминало череп.
Она взяла его руку и держала ее; некоторое время они сидели молча. Наконец он, похоже, заснул; она тихо положила его руку и собралась уходить.
– Какой прекрасный сон. – Его глаза были по-прежнему закрыты, но в уголках губ играла улыбка.
Она похлопала его по колену.
– До скорого, одуванчик!
Это был последний раз, когда они говорили друг с другом.
13 июня 1927 года.
«Жители Уэст-Энда!
Декстер О'Коннелл уезжает домой.
Это прощальное послание трудяги-писателя к его музе, послание, которое сам писатель по причинам, неизвестным ему самому (вероятно, всему виной его врожденная склонность выставлять напоказ свою личную жизнь), решил опубликовать в газете. Развлекайтесь, если хотите.
«Дорогая моя леди, во время нашей первой встречи я думал, что нельзя быть более бодрящей, разнообразной, элегантной и непредсказуемой, чем Вы. Я ошибался. С каждым днем Вы возбуждаете меня все больше и больше. Я вижу Вас всю в ярко-красных тонах. Красный – это цвет крови и опасности, это Ваш настоящий цвет. Он Вам идет. Вы такая непостоянная. Стоит мне моргнуть, и все меняется. Вы более возбужденная, чем обычно, моя любовь. В Вас пульсирует нервная, беспокойная энергия, граничащая с безумием. Вы этим славитесь. И все же в Вашей хаотической натуре угадывается порядок. И Ваши лучшие черты постоянны и велики. Вы выдержите, моя любовь. Вы будете жить вечно.