Шрифт:
– Мне здесь нравится. – Грейс чувствовала, как в ней пульсирует кровь. – Я принадлежу этим местам.
– И все же вы решили уехать.
– Верно.
Они забрались на вершину холма. Лондон простирался внизу мерцающей теплой дымкой. Крамер сел на скамейку. Похлопал по сиденью, приглашая ее сесть рядом. Немного поколебавшись, она села.
– А вот я никогда не чувствовал, что принадлежу какому-то месту, – сказал он. – И уверен, что это правильно.
Она вспомнила, как они с Джорджем сидели вместе на этой скамейке. Держали друг друга за руки, а потом обнялись.
– Я всегда хотела кому-то принадлежать. Полностью. Всем своим существом.
– Ах, Грейс! Не уезжайте!
Он обнял ее, здесь, в этом месте, которое было для нее центром мира. И здесь, хотя каждая мелочь навевала на нее воспоминания, она ловила себя на том, что перестает думать о прошлом или будущем, а большую часть времени думает о нем. Его губах. Теплом, чернильном запахе его шеи. Но хотя этот момент растянулся, золотистый, зеленый и сладкий, он внезапно снова закончился, и она отстранилась от него. Встала, пригладила волосы и отвернулась.
– Вы знаете, почему я ударил на вечеринке О'Коннелла? – услышала она. – Конечно, мне было невыносимо видеть, что он ведет себя как король, расхаживая в этом нелепом белом костюме, окруженный поклонниками. Но дело не в этом. Конечно, он вывел мою Еву в книге, сделал на этом кучу денег, попытался отравить мой брак и отказался говорить о смерти моей жены. Но дело не в этом. Вовсе не в этом.
– Но в чем же тогда?
– А вы до сих пор не поняли? В вас, Грейс! В вас! В том, что вы принадлежали ему, а не мне. В том, что он пришел туда торжествовать по этому поводу. Рассказать мне, что вы принадлежали ему, телом и душой. И будете принадлежать, пока это не станет слишком скучно, пока он не привыкнет к вам, как к старой одежде, что вы никогда, никогда не будете моей, даже когда для него это уже не будет иметь никакого значения, потому что вы принадлежите ему и потому что он в этом совершенно уверен!
– Как вы смеете! – Она повернулась и посмотрела в его темные влажные глаза.
– Я говорю вам чистую правду, Грейс! Именно так он и сказал. Он насмехался надо мной, потому что чувствовал: между нами что-то происходит, и не мог этого вынести. Я ударил его, потому что люблю вас!
– Ах, боже мой! – Она вдруг почувствовала слабость, словно вот-вот лишится чувств, а он тотчас же встал, отвел ее к скамейке, посадил и обнял за плечи.
– Что это со мной? – вырвалось у нее. – Я никогда не падала в обморок.
– Той ночью на вечеринке, – произнес мягче Джон, – потасовка между О'Коннеллом и мной произошла не из-за Евы и прошлого. Она произошла из-за вас и настоящего. Потому что он тоже вас любит!
– Это вздор! Он и я... я не знаю, что происходит, но я не влюблена!
– Он вас любит! Или любил, не могу сказать с уверенностью. Насколько он вообще способен кого-то любить. Но он желает вам счастья.
Грейс чувствовала, как у нее трясутся руки. Все ее тело сотрясала какая-то странная дрожь.
– О чем вы говорите?
– Вы, конечно, читали сегодня его колонку? Он пишет: «Вы не единственная, к кому я был несправедлив». Затем он хотел сказать вам, что есть еще одно доброе сердце, и добавил: «Надеюсь, вы найдете друг друга».
Снова чувство понимания между ней и Крамером. Что-то общее в их плоти и крови.
– Он пришел ко мне домой из-за вас. Вы убедили его рассказать мне правду о прошлом и заставили его устыдиться себя. Когда вы с ним были в той дамской комнате, он понял, что потерял вас и что вел себя как ребенок!
Постепенно дрожь утихла. Пытаясь собраться с мыслями, Грейс пристально смотрела на пейзаж, простирающийся перед ней: заросший травой склон, пруд, после которого земля снова поднималась, и между деревьями мелькали крыши Хайгейта.
– Позвольте мне кое-что сказать вам, – произнесла она наконец. – Двенадцать лет назад я сидела на этой скамейке, любовалась этим пейзажем и слушала признание в любви одного молодого человека. Тем же вечером он сделал предложение моей сестре. Четыре года спустя я снова сидела здесь с опустошенным солдатом, который не мог поговорить со своей женой. Он поведал мне свои тайны, и мы нашли друг друга, между нами произошло то, чего никак не должно было произойти. Это был Джордж. Муж Нэнси. Джон, что бы ни произошло между вами и мной, это для меня не так много значит, как моя сестра! Я не стану вступать в какие-либо отношения с еще одним человеком, который не может выбрать между мной и Нэнси!
– Вот так история! – Он убрал руку с ее плеча, подался вперед и, казалось, задумался. – Но это не одно и то же, Грейс! Я хочу вас.
– Он тоже так говорил.
– Я не Джордж! – Гневное сверкание глаз. – И не О'Коннелл. Вы единственная женщина, на которую я обратил внимание за последние пять лет. Сколько раз я вам говорил, что мы с Нэнси только друзья?
– Но вы же возили ее в Париж!
– Господи! – Он хлопнул себя по вискам. – Я возил Нэнси в Париж, потому что она хорошая спутница, а мне не хотелось ехать одному. Мы жили в разных комнатах. Черт возьми, ваша сестра заслужила отпуск, Грейс!