Шрифт:
Маленький старичок
Свистит мне и машет суконкой.
Машина
Готова.
Иду к машине.
Подмигиваю старику:
«Ну как оно, ничего?»
«Нормально, – он отвечает. – Надеюсь,
Что хлынет дождь».
Тут раздается звонок.
Дети, прервав игру,
Бредут друг за дружкой
В огромный кирпичный дом.
«Я тоже
Надеюсь, что хлынет дождь», – говорю,
Забираюсь в машину и прочь уезжаю.
The Fix is in
Фотографии
Фотография
Барона Манфреда фон Рихтхофена
В окруженье друзей висит у меня на стене -
На заднем плане виден его истребитель.
А рядом висит фотография
Трехкрылого
Красного самолетика,
Парящего в небе.
Немногие люди,
Входящие в эту комнату
(Я по ночам
Там работаю),
Фотографии видят,
Но
Ни слова не говорят.
Это нормально.
Однако, сказать по чести,
Такие вот штуки мне помогли
Пережить
Весьма и весьма неприятное
Детство.
Потом дела у меня
Пошли на лад,
Но мне по-прежнему нравится
Компания
Этих
Старых друзей.
Photos
Этой ночью
Сколько ж моих мозговых клеток
Сожрал алкоголь!
Сижу. Выпиваю.
Все мои собутыльники мертвы.
Пузо чешу. Мечтаю об альбатросах.
Теперь я пью в одиночку.
Пью сам с собой. Пью за себя самого.
За жизнь свою пью и за смерть.
Я не утолил еще жажды.
Зажигаю новую сигарету, неторопливо кручу
В пальцах бутылку.
Любуюсь.
Верная спутница!
И так – годами…
Чем бы мог я еще заниматься,
Притом столь успешно?
Я выпил больше, чем взятые вместе
Сто человек,
Что мимо проходят по улице -
Или сидят в психушке.
Пузо чешу.
Мечтаю об альбатросах.
Я вошел в число величайших пьяниц
Всех времен и народов.
Я прошел нелегкий отбор.
Останавливаюсь – и снова поднимаю бутылку,
Делаю добрый глоток.
Мне даже подумать дико,
Что кто-то
Взаправду бросает пить
И ведет трезвый образ жизни.
Как это печально!
Трезвые, скучные, безопасные…
Пузо чешу. Мечтаю
Об альбатросах.
Эта комната мною полна до краев -
И сам до краев я полон.
Я пью за всех вас -
И за себя самого.
Давно уже заполночь.
Пес одинокий
Воет где-то в ночи.
И я так же молод,
Как огонь,
Что еще не погас.
Tonight
Замечания гостя
I
«Слышь, чувак, – он сказал, – мне стихи твои нравились
больше
Раньше, когда ты вечно блевал, со шлюхами жил, не вылезал
Из баров,
Попадал в вытрезвители,
участвовал в пьяных драках…»
Потом он заговорил о чем-то другом,
Почитал мне
Свои весьма реалистические стихи…
II
Иные поэты и критиканы никак не возьмут в толк,
Сколь нелепо всю жизнь цепляться
За одни и те же сюжеты.
Со временем шлюхи надоедают. Их острый глаз,
Их ругань, их робкая нежность
Смертельно осточертевают.
Что до блевотины – то ее очень скоро
Становится многовато,
Особенно если в финале светит
Вонючая койка в приюте для бездомных.
Что же до пьяных драк – нет, никогда я не был
Хорошим бойцом. Я просто хотел узнать, есть ли во мне
Хоть капелька мужества. Понял, что есть, – и все,
Зачем же искать дальше!
Можно, конечно, стихи посвящать разудалой жизни,
Но раньше иль позже становится ясно – пора писать о другом.
Если застрять на сюжете, он скоро тускнеет, наводит скуку.
Да, я по-прежнему выпить люблю, но теперь
Я в силах писать о шлюхах, барах и вытрезвителях -
И не чувствовать, что продал свою проклятую душу
Грязной сточной канаве.
Сколько критиканов были бы счастливы, если б стихи
Снова нашли меня в грязном проулке, с разбитой мордой,
А над моей пустотой бы густо роились мухи!
Скольким критиканам