Шрифт:
– Еще бы.
– О чем ты думаешь?
– О «чако».
– Об этих таблетках?
– Да. Твой друг...
– Блейк.
– Да, Блейк. Ты сказала, он провел анализ препарата...
– Да.
– Могу я с ним поговорить по телефону?
– Прямо сейчас?
– Да. Появилась мысль.
– Хорошо.
– Вот только... Что, если телефон прослушивается?
– Вряд ли. Сильные мира сего не любят, когда вмешиваются в их частную жизнь.
– Если Данглар знает номер, с которого звонили Арбаевой, с которого ей я к о б ы звонили, – поправился я, глянув на девушку, – он мог получить официальное разрешение.
– Ты не знаешь Саратону так, как знаю ее я, – возразила Бартенева. – Privacy – «священная корова» западного мира. На Саратоне эта корова еще и неприкасаемая.
– Понял. Сейчас в Штатах белый день. Давай потревожим твоего друга.
Бартенева кивнула, набрала номер, сказала собеседнику несколько рекомендательных фраз и передала мне трубку.
– Здравствуйте, мистер Блейк.
– Здравствуйте, сэр.
– Вы проводили анализ препарата, переданного вам Бартеневой?
– Да.
– Что вы можете сказать по существу?
– Препарат составлен из растительных добавок. По химическому составу – алкалоиды различного происхождения.
– Он может вызвать изменение сознания?
– Нет. Действие препарата транквилизирующее и не более того. Но это – очень слабенький транквилизатор, типа валерьянки или пустырника. Подобные продают в любой аптеке безо всякого рецепта.
– Может весь препарат или его составляющие в сочетании с каким-либо общеизвестным веществом – например, с алкоголем, табаком, кофе или чем-либо еще – усилить опьяняющее или транквилизирующее действие?
– Настолько, чтобы вызвать изменение сознания?
– Да.
– Вам откровенно?
– Да.
– «Чако» – пустышка. Обманка. Любой эксперт будет писать в своем заключении по поводу «чако» умные и витиеватые фразы – эксперты вообще таковы, их работа – дать наиболее общее заключение, которое, как правило, можно трактовать и так и эдак, в зависимости от желания, скажем, следователя... Так вот, эксперт будет оперировать латинскими названиями и наименованиями составных частей препарата, но... я вам скажу, как человек, имевший отношение к предмету вашего интереса, я понятно изъясняюсь?
– Вполне.
– Так вот, этот препарат не способен «нокаутировать» даже мышку!
– А какое его количество...
– Любое! Вы можете смело сжевать полторы сотни таблеток с таким же результатом, как если бы вы сжевали полторы дюжины одуванчиков или кленовых листьев. Тот же эффект.
– Я не вполне сведущ в одуванчиках...
– Пустышка, это я вам говорю! Безобидная пустышка. У вас все? Мне нужно работать.
– Успехов, – откликнулся я и положил трубку.
Итак, «чако» – пустышка. А как понимать тогда слова Арбаевой? И – ее состояние? Или под прикрытием «чако» ей дали что-то покрепче? Или – ничего не давали, и ее состояние было изначально запрограммировано кодированием... Но – где и когда ей сумели провести это кодирование? Где и когда сумели провести программирование Даши Бартеневой или Эдгара Сен-Клера, как и десятков юных отпрысков влиятельных семей, покончивших с собой вдали от Саратоны, но непременно – по приезде отсюда, пусть и через значительное время. Где они получили свой яд?
«С гибелью Сен-Клера мир не закончился и свет не померк. И ничего я тебе ни о ком не скажу».
Для того чтобы провести кодирование или программирование человека на определенное действие, нужно, как минимум, его заинтересованное внимание. Лучше, если человек будет в этот момент чем-то искренне взволнован, еще лучше, если эмоции будут положительные и отношение к оператору – благожелательным.
«Один хочет быть Королем, другой – Висельником, третий – Великим Инквизитором, четвертый – Мальчиком для битья, пятая – Принцессой на горошине или Портовой шлюхой, шестой – Поэтом!» – вспомнил я. А потом Людмила стала философствовать. Или она вовсе не философствовала?
«Если мастера отпустят нити, на которых по их воле пляшут толпы на мостовых, маршируют солдаты, вихляются в клубах призрачного дыма телекумиры – человеки рухнут наземь обездвиженными тряпичными куклами».
Не храм, а мастерская... И горе оказаться в этой мастерской куклой.
Глава 55
Внезапно я почувствовал себя очень уставшим. Мне почудилось вдруг, что продираюсь я сквозь липкую паутину в мутном мареве пронизанного лунным светом тумана, и в этом тумане вязнет все, что для меня важно и значимо, а когда я пытаюсь оглядеться и хотя бы понять, как я забрел в такие нежилые места – зрение застилает поволока из того же душного и влажного тумана... А ведь где-то живут люди просто – изо дня в день ходят на работу, вечерами возвращаются домой и тоскуют порой такими вот ночами обо всем несбывшимся в их жизни, но притом не проявляют ни капли отваги для того, чтобы изменить хоть что-то в своем постылом и пустом существовании. И моя жизнь видится им свободной. А мне их – уютной. И то и другое представление – ложно. Но каждый продолжает искать то, чего ему больше всего недостает. И не находит.
Есть и еще одна занимательная штучка. Окружающий нас мир – объективен, но он дробится на миллионы и миллиарды миров, живущих в каждом человеке, и при всей их похожести – каждый мир уникален и неповторим... Но как все люди недовольны своей внешностью, так они недовольны и несоответствием собственных грез миру внешнему... И слабые духом пытаются осуществить, сделать сущим мир своих фантазий, но не через творчество или труд, – они жаждут просто купить его, обменять на серебро и медь... Вот только менялы коварны. И взамен иллюзии воплощения и осуществления забирают душу.