Шрифт:
– Нас отправили на верную смерть. Словно закопали. Мне повезло. Я всего лишь замерз. Но так, что до сих пор не могу согреться. А сейчас... Мне противно видеть вокруг мертвых, что воображают себя живыми на этом глумливом маскараде...
– Ты про остров?
– Я про мир. – Вернер улыбнулся криво. – Ты сейчас меня не слышишь. Потому что далек, как и он.
– Тебе нужно поспать. И все пройдет.
– Ничего не пройдет. И ты это знаешь, Дрон. Ничего.
Вернер кивнул сам себе и пошел дальше сквозь толпу. А я спустился к пустынному пляжу и побрел по песку к самому его краю, туда, где сиял огнями городок аттракционов.
– «Это удивительный был аттракцион... Так еще никто не шутил, лишь я, не он...»
Карусель, комната смеха и лабиринт располагались чуть в стороне. Карусель кружилась, блистая иллюминацией; на бледных кониках было всего двое или трое катающихся.
– «Манит, манит, манит карусель в путешествие по замкнутому кругу...»
– Привет, Дрон, – услышал я за спиной. – Я тебя, признаться, давно ожидал.
Тупое рыло глушителя уперлось между лопаток.
– А встречаешь неласково.
– Разве? Ты, никак, решил посмеяться?
– Нет. Пошутить.
– Над собой? На это не все способны.
– Но ведь ты мне поможешь, Фрэнк?
– Ты действительно этого хочешь?
– Да.
– Проходи. Дверь не заперта. И давай без рискованных трюков: у меня в этом больше опыта.
– Думаешь?..
– Уверен.
Собственно, можно было бы попытаться прямо сейчас разобраться с этим клоуном... Мешали два обстоятельства. Во-первых, он действительно мог выстрелить. Во-вторых, мне нужно было с ним поговорить. Благожелательно или не очень, но поговорить.
Брайт произнес жестко, продолжая вдавливать ствол пистолета мне в спину:
– Пять шагов вперед! Только по прямой! Не оборачиваться! Пошел!
Я шагнул в темноту лабиринта. Дверь за мной закрылась, я услышал щелчок замка. Постепенно появился мерцающий сиреневый свет. Управляемый невидимым дирижером, он перетекал в синий, зеленый, желтый, оранжевый...
А потом – свет стал галогенным, нестерпимо ярким, слепящим, а вокруг – были зеркала и зеркала, и не было ни входа, ни выхода, и моя странная фигура застыла в окружении себе подобных... Или – это я был подобен одной из них?
– А ты смелый человечек, Дронов, – услышал я из скрытых динамиков булькающий смех Фрэнка Брайта. – Значит, ты пришел шутить?
– Если получится.
– Зеркала не станешь крушить?
– Какой смысл?
– Никакого. Стекла пуленепробиваемые. Даром что зеркальные. Поговорим? С глазу на глаз?
– Я тебя не вижу.
– Ты видишь себя. Везде. Что может быть приятнее?
Я промолчал. А в голове крутилась почти забытая песенная строчка: «Я шут, я арлекин, я – просто смех... Без имени и, в общем, без судьбы...» И еще – было ощущение, что мой недавний сон словно материализовался, или, напротив, все происходящее сейчас – сон, и я его уже видел, но он навязчиво повторяется, и я, как это бывает почти всегда со снами, забыл в нем самое важное...
– Ну так что? Начнем шутить? Или ты хочешь мне что-то сказать? Последнее слово?
– Лучше – доброе. Оно и кошке приятно.
– Ты отважен, Дронов. Но это тебя не спасет. Это никогда никого ни от чего не спасало. Но давало иллюзию свободы. Что вся наша жизнь, как не иллюзия?
– Ты убил Сен-Клера...
– Он сам себя убил. Потому что очень этого хотел.
– Ты помог ему в этом.
– О да. – Фрэнк снова засмеялся, и усиленный стереосистемой и размноженный звук его голоса словно раздробился на тысячи, миллионы осколков в той зеркальной пустоте, что окружала меня. – Грешно не помочь человеку в главном деле его жизни. Помнишь? «Кто был ничем, станет всем!» Чтобы стать для кого-то в с е м – нужно его убить. Но нет, все не так просто!
В душе каждого человека, на самом ее заветном донышке, спрятана его собственная смерть. Как и вера в свое бессмертие. Мне приходилось делать немногое – лишь поменять эти заблуждения местами... Смерть и бессмертие... Только и всего. А еще... О, это рождает особое, изысканное удовольствие... Человек, приговоренный к скорой гибели, уходит от тебя умиротворенный и успокоенный, ибо ему больше ничего не грозит в этом мире! Ничего! Ты скоро сам почувствуешь, как станет легко!
– Я не тороплюсь.
– «Не тороплюсь...» Смерть никто не торопит. Но сама она успевает ко всем.
Глава 75
Напыщенную фразу Брайта я оставил без внимания. Мистификации хороши в романах, да и то – для людей с воображением... Впрочем, мир действительно переменился. Люди не просто желают – жаждут чудес в нашем рациональном безвременье... А когда все дозволено и «бога нет», они готовы верить во что угодно.
– «Королевство кривых зеркал... Я так долго тебя искал...»