– Мне жаль, что все будет так.

Что я мог ответить? Ничего.

Мы вышли в ночь. Справа бесчинствовала в привычной праздности сияющая Саратона. Слева сонно дышал океан. Чуть в стороне было припарковано два «лендровера». Меня вели к ним. Али Латиф шествовал впереди, глядя прямо перед собой. Из тени вышла Бетти и зашагала рядом, чуть отставая.

Вернер появился со стороны пляжа. Босой, в шортах, в гавайке навыпуск... По-русски сказать – расхристанный. И он был абсолютно пьян. Увидел процессию, приостановился, махнул рукой:

– Дронов! Кински! Вы нашли себе лучшую компанию, чем я? И это по-дружески?.. А посидеть, поговорить? Если бы вы знали, как я вас всех люблю! И я скажу вам, почему! Мне некого больше любить!

Вернера штормило крепко. Ноги его вязли в песке, шаги были то широкие, то крохотные, да и походка... Ноги то пружинили, то словно вязли, хотя песок у дороги был плотный и притоптанный.

Али Латиф слегка повернул голову, приподнял бровь, вопросительно глядя на Бетти.

– Спасатель. Немецкий барон. Алкоголик, – бросила Кински.

Последнее она могла бы и не говорить. Запах бурбона стоял такой, что любые насекомые должны были безвременно гибнуть еще на подлете. И тут – по ногам Вернера потекла пахучая струйка.

Брезгливость на лице Али Латифа сменилась презрением. Уголки губ опустились вниз, он отвернулся. На лице же Вернера застыло выражение мутного недоумения, и он опустился на песок.

Охранники ослабили хватку. Как ни странно, с появлением Фреда они напряглись и стиснули меня с обеих сторон с удвоенной силой. Сжимая в свободных руках метательные ножи.

Вернер произнес, едва сдерживая слезы:

– Ребята... Вы меня презираете... А я вас так люблю...

Али Латиф уже подошел к автомобилю, повернулся, произнес тихо, но отчетливо:

– Bastard!

Выстрел хлестнул сухо, пуля прошила голову Али Латифа; на песок он упал мертвым. Еще два выстрела слились в один, и оба водителя в автомобилях обездвиженно замерли.

Вернер перекатился, ушел от ответного огня Кински и следующей пулей свалил одного из моих провожатых. Второй успел швырнуть во Фредди клинок, я приобнял его за лацкан, притиснул вплотную, повернул... Две тяжелые пули «люгера», выпущенные Бетти в меня, пробили ему спину.

В глазах девушки мельтешила паника. Она перевела ствол на Вернера, выстрелила... Я выдернул из-под пиджака оседающего охранника другой нож, бросил резко, без замаха... Клинок свистнул, рассекая воздух, и угодил Кински под ключицу. Она выпустила рукоять пистолета и упала рядом с Али Латифом в беспамятстве болевого шока.

Али Латиф безжизненно смотрел на далекие звезды. Ушел он легко. С верой, что все в этом мире происходит по воле Всевышнего.

Вернер сидел на песке и улыбался во весь рот. Я подбежал к нему, наклонился:

– Ранен?

– Пустое. Из «парабеллума» – в икру, сквозная. Нож – так, загривок поцарапал. Парень поспешил. А Бетти Кински – совсем не боец. Могла бы завалить сначала тебя, потом меня. Или наоборот. Стреляет метко. Но суетится. Потому что трусит. Как ее угораздило связаться с этой шпаной?

– Любовь.

– А-а-а... – протянул Вернер, перевел на общеупотребительный: – Слаба на передок.

– Так ведь и мужчина каков.

– Это точно. Только ему теперь все равно. Ей тоже?

– Нет. Болевой шок. Подключечный нервный узел. Крови нет: ни артерия, ни вена не задеты.

– Мастерский бросок.

– Чего не сделаешь с испугу.

– А я? Все-таки, как я его достал! Гениально.

– Гениально, – кивнул я.

– Ни от кого похвалы не дождешься. А доброе слово и кошке приятно. Дрон, тебя не затруднит – тут метрах в тридцати в кустах баульчик. А то если ты думаешь, что мне приятно сидеть в мокрых портах на здешнем песке... Да и аромат, как от памперса. Или от сникерса. Я их всегда путаю. – Вернер вздохнул. – И чего не сделаешь ради большого искусства?!

Я кивнул, сбегал за баулом, принес, спросил:

– Помочь?

– Штаны переодеть?

– Раны перевязать.

– Справлюсь.

– Есть чем?

– А то.

Вернер расчехлил баул. Я вынул стерильный пакет, спирт и поспешил к Бетти. Подобрал «парабеллум» за ствол, бросил в целлофановый пакетик. Из сумочки Кински извлек «глок», стер свои отпечатки, вложил сначала в ее ладошку, потом упаковал пистолет в тот же пакет. Наклонился над девушкой: ресницы ее затрепетали, но Кински сделала вид, что сознание к ней не вернулось. Ну тогда, красавица, без обид... Одним движением вынул клинок, Бетти вскрикнула, я прижал к порезу пропитанный спиртом бинт, закрыл рану пластырем.