Спустя месяц после его отъезда, я пропустила цикл. Вначале, я не придала этому значения. Когда я пропустила его на второй месяц, я осознала, что произошло. Я была беременна; я не могла в это поверить. Я не хотела становиться матерью; мне было всего 15 лет. Но если мне суждено было носить ребенка, то я хотела бы, чтобы это был его ребенок. Возникало столько возможностей; мы могли пожениться и жить в Англии. С ребенком я могла получить визу. Или он мог бы высылать мне деньги и я заботилась бы о его ребенке. Или он мог приезжать в Таиланд на месяц, два раза в год, это обычное явление среди многих западных мужчин, у кого были здесь тайская жена и дети. Вне зависимости от его решения, я знала, что у меня будет ребенок, а я останусь с ним навсегда. Я была такой наивной. И хотя я не была готова к появлению ребенка, все же я была готова пройти через это, чтобы заполучить и удержать этого мужчину.

Первое отрезвление пришло после одного телефонного разговора с ним. Я рассказала ему обо всех возможностях, которые появлялись. Но он предложил мне то, что мне даже в голову не приходило. Он сообщил, что вышлет деньги на аборт. Я была поражена, напугана и очень обиделась. Я сказала ему, что ношу его ребенка, а не собаку. Я плакала, что не могу убить его, как домашнее животное. Но он не проявил никакого интереса ни ко мне, ни к ребенку — нашему ребенку. И он не хотел нести ответственности за нашего ребенка. Он был согласен только выслать денег на аборт. И он больше не желал оставаться моим парнем, а тем более мужем. Мои мечты о заведении семьи с ним и о нашей будущей жизни с ребенком все растворились в пустоте одного уничтожающего звонка.

С ребенком на руках я не могла продолжать работать и высылать домой деньги. Неохотно и с грустью, но мне пришлось принять его деньги и сделать аборт. Вместе с печалью, которую не так-то просто было побороть, пришли душевная боль и перенесенная в результате боль утраты. Мне было всего 15 лет; вместо замужества и волнующей и уютной жизни в Европе, жизни о которой я мечтала, жизни в которой я могла забыть о нищете и проституции, которые только и знала в своей реальности, мне пришлось вернуться к работе танцовщицы ГоГо. Я была в отчаянии, но у меня не было времени потакать своему несчастью.

С самого раннего детства, бедным тайским девочкам внушается, что мы остаемся «девочками» пока не родим ребенка. Только после рождения ребенка, в тайском обществе нас начинают расценивать как «женщин», хотя вообще-то в это время мы на самом деле становимся Матерями. Нас никогда не ценят как личностей. После рождения ребенка у нас не остается ни времени, ни сил, ни денег, чтобы продолжать обучение или работать. Общество оценивает нас по тому, как мы ведем себя в роли матерей и/или же по рангу мужчин, которые рядом с нами — нашими отцами, братьями или мужьями. Бедных тайских женщин никогда не оценивают как людей — как отдельных личностей со своими собственными правами, даже если мы приносим домой деньги.

Тайские женщины из моей нищей социокультурной среды рожают детей, чтобы они поддержали их в будущем, когда они станут немощными и не смогут заботиться о себе. Нищие тайцы обычно работают вне дома. Их уделом становится палящая жара, пыльный воздух и грязная вода. Они работают от зари и после заката, и в результате, часто физически выматываются до 50 лет. Женщина в 50 лет вероятнее всего будет выглядеть на 20 лет старше. Им нужно заводить детей, чтобы они заботились о них, когда они сами уже не смогут зарабатывать деньги. Дети — это не только наша Система Социального Страхования, но для матерей, они кое-что большее. Тайские мужчины имеют репутацию, весьма отдаленную от привычного определения «моногамия». Они «гуляют», когда у них есть молодые жены, и они «гуляют», на постоянной основе, когда их жены становятся старыми. Азиатские женщины (особенно, нищие тайские женщины) заводят детей, чтобы хоть кто-нибудь продолжал любить их, когда мужья давно о них забудут.

Бангкокский Джон.

Его страстью было садо-мазо.

Я уже работала в Патпонге два года; мне было 15 лет, когда я повстречалась с американцем по имени Джон. Его наняла крупная американская компания, с филиалом в Бангкоке и он зарабатывал очень много денег. У него была большая квартира, красивая машина, самый последний сотовый телефон, телевизор с большим экраном и другие удобства. Он выказызал больший интерес ко мне, чем кто-либо еще. И мне не нужно было ломать голову, в какой области лежали его интересы.

У Джона было столько денег, что он мог купить практически все, чего он пожелает; особенно в нищей стране как Таиланд. Он наслаждался своими доходами и щедро их тратил. Он хорошо питался и никогда не стоял в очередях — нигде. Он просто раскрывал свой бумажник и платил за все, чего пожелал — сразу же. Хотя «деньги говорят сами за себя» во всем остальном мире, в Таиланде «они требуют». (“money talks” and “money screams”— прим. ред.). Джону никогда не отказывали ни в чем. Он знал многих владельцев ресторанов и баров, а также многих других богатых американцев, живущих в Бангкоке. Кое-кто мог бы посчитать, что он владел всем этим великолепным городом, по тому, как он величественно прохаживался от одного «злачного» места к другому. Он засиживался допоздна и наслаждался всеми удовольствиями, которые мог ему дать Бангкок, включая молодых девочек вроде меня.

У Джона была склонность к очень молодым девочкам. И у него были также другие любопытные желания. Я не была ни первой, ни единственной 15-летней девочкой, с который он встречался. Он знал все места, где работали девочки моего возраста и прочесывал все бары и клубы ГоГо в поисках свежих девочек. Он был не только мужчиной, заинтересованным в молоденьких девочках, но он также привязался ко мне.

Я стала встречаться с Джоном регулярно — по меньшей мере раз в неделю — иногда намного чаще. Он немного отличался от других мужчин и был более грубоват. Я всегда думала, что это неспроста, но не могла вначале догадаться. Мы немного встречались, а потом я узнала, чего ему было нужно на самом деле.