— Вы, может, даже знаете, где находятся Каракумы.

Я прикрыла глаза и процитировала большую советскую энциклопедию:

— Песчаная пустыня в Средней Азии. Около 350 тысяч квадратных километров. По рельефу Каракумы делятся на Заунгузские Каракумы (плато) на Юго-Востоке, и Центральные (или Низменные), отделенные от первых впадиной Унгуз. Пески преимущественно закрепленные грядовые, частично бугристые; высота песчаных гряд от 3–5 метров до 30 метров в Юго-Восточных и Центральных Каракумах, и до 40–60 метров в Заунгузских Каракумах. Преобладает редкая травянистая растительность с зарослями кустарников, в основном это саксаул и песчаная акация. Каракумы используются как круглогодичное пастбище.

Ну и за каким бесом вы нас решили отправить на один из трехсот пятидесяти квадратных километров?

Пургин отдал должное моим познаниям: поаплодировал и заказал еще коньяку. Выпил и только потом ответил:

— Там цены ниже. И потом вы все едете работать над собой, а не отдыхать.

— Прекрасно! А о себе-то вы подумали?

Он удивленно признался:

— Нет.

— Ну, так подумайте, каково там будет вам и всей съемочной группе?

— Они тоже едут работать.

— Хорошо, все вместе будем работать над собой. Перспективы воодушевляющие. — Я открыла сумку и стала искать сигареты. Они как назло оказались на самом дне. По очереди выложила на стол: косметичку, кошелек, телефон, любовный роман, из которого выпали фотографии Трохименкоа и Сергейченко, ключи, блокнот и, наконец, добралась до сигарет. Только закурив, я сообразила: что-то не так. Бледный Пургин смотрел на фотографию Сергейченко так, словно увидел призрак.

— Откуда она у вас?

Я дернула плечом:

— Нашла.

— Где?

— А это уже не ваше дело. Вы его знаете?

Он помедлил, потом нерешительно выдавил:

— Нет. Просто лицо очень неприятное.

И перевел разговор на другую тему.

Было уже три часа, когда я подъехала к институту. О вчерашнем инциденте ничто не напоминало: на третьем этаже красовались новые стеклопакеты. Стекла и мусор убрали, студенты прилежно слушали лекции. В приемной меня встретила Катя. Метнув на меня странный взгляд, она взволнованно пробормотала:

— Ой, вы живы! Говорят, вчера здесь такое было. Представляю, как вы испугались.

— Не успела. Подъехала уже к самой развязке. Так что события прошли без моего участия.

— Повезло. Вот везучая. Наверное, вы в рубашке родились.

— Не знаю. У мамы не спрашивала. Но на всякий случай спорить не буду. Действительно везучая. В последнее время везение и я — как попугаи-неразлучники, даже на час нам не расстаться. Из одного катаклизма сразу перепрыгиваем в другой. Просто находка для МЧС, — я с опаской взглянула на дверь в свой кабинет. — Туда уже можно?

Катя услужливо распахнула дверь. Черт бы побрал эти европейские стеклопакеты, сказал Петр Первый, утираясь топором. Лично я против стеклопакетов ничего не имела. Стекла вставили, мусор убрали. Чисто, убрано, будто здесь вчера ничего и не взрывалось. Только черное пятно на полу. И запах гари, порошка и терпкого одеколона. Ну и вонь!

— Это я специально освежитель воздух купила. Называется "Безумный манго". Нравится? Здесь с утра милиционеры и собаки. Даже и не знаю, кого больше. Наверное, собак. Сюда тоже приходили. Дяденька и овчарка. Дяденьку я чаем угостила, а собаке сушку дала. Но она все равно есть не стала: только постоянно чихала и кашляла. Видите ли, ей запах манго не понравился. Представляете, взрыв был рассчитан на отвлечение внимания. Настоящая бомба тут бы все разнесла.

От слова "бомба" я поморщилась. Еще немного, и вчерашние события отнесут в раздел террористического акта против отечественной науки. Я так и вижу заголовки газет: "Мастера культуры под обстрелом!" или "Бомба научного масштаба!". Им забавно, мне — отдуваться. Не будем о грустном, сказала Мария Антуанетта, поднимаясь по эшафоту. Не будем! И я сменила тему:

— А как твои дела, Катя?

— Нормально. Тетке стало легче. Всю ночь в больнице просидела, — она глубоко вздохнула, сочувствуя больной родственнице. — Принести вам кофе?

— Да, пожалуйста.

Забавно, Катя мне опять соврала. Отпрашивалась она, насколько помню, под предлогом больного зуба. Склерозом я не страдаю, провалами в памяти тоже. Ай-да, секретарша у меня, та еще штучка. Врет и не краснеет. Ну, решила ты взять выходной для романтической встречи. Скажи — как на духу. Или, напротив, придерживайся одних и тех же показаний. Или она меня за полную дуру держит? Похоже на то.

Что ж, тогда пришла пора поговорить по душам. Я нажала кнопку селектора, чтобы вызвать секретаршу, как дверь распахнулась, и в кабинет впал Фима. За ним последовали пышные формы тетки. Сегодня она форсила: вместо надоевшего костыля отечественного производства, она передвигалась на конструкции, созданной фантазией зарубежных мастеров. Костылик был сделан из белого металла (я вздрогнула, предположив на мгновение, из какого именно) и украшен стразами. Сама она, затянутая в шелка, выглядела очень эффектно. Соне не хватало только крокодила на веревочке и шляпы с траурными перьями. Тогда бы получилось слияние литературного образа: дамы с собачкой и блоковской Незнакомки.

Фима усадил Соню в кресло и пристроился рядом. Помолчали.

— М-да… Погода сегодня хорошая, солнечная… — начала Соня. — В такие дни думаешь о душе.

— А также о близких, — поддержала дядьку его жена. — Вот поэтому…

— Вот поэтому, Эфа, мы и пришли к тебе, — тон у Фимы был как у кота Баюна, впервые попробовавшим валерьянки. То есть говорить, он говорил, но слова растягивались как жвачка и тут же обрывались. — Дело у нас безотлагательное. Раскрытие преступлений. Дома тебя все равно не застанешь, поэтому мы как гора сами пришли к тебе.