На третий день, когда меня в конец все достало, я не выдержал и наорал на пришедшего меня кормить сторожа:

— …мать твою так и разэдак, какого хрена меня держат в этом идиотском месте?! Ты что, глухой, придурок? И не надо кормить меня побасенками про то, что мне все расскажут, когда сочтут нужным!

Вот теперь меня несло, как байдарку по горной реке.

— …и еду свою можешь засунуть себе в задницу, ублюдок!

Про еду я сказал зря, потому что после устроенного мной скандала, обеда мне не досталось. Мой охранник с минуту понаблюдал за мной с видом титана, взирающего на бегающих где-то на земле мелких людишек, забрал с собой еду и вышел. Я подскочил к закрывающейся двери и начал в нее колотить:

— Сволочь! И вы все сволочи! — прокричал я в воздух, подозревая, что в каждом углу этой долбаной камеры понатыкано по целой пачке "глазков". Я матерился еще минут десять, стараясь не повторяться, на всех известных мне языках, наконец, выдохся и сел на пол, спиной опершись об дверь. — Вот я идиот.

Риди всегда говорил, что я похож на неисправный электроприбор: сначала коплю в себе эмоции, а потом происходит замыкание, бах-бах, и пожар. Пожары в моем исполнении обычно были катастрофичнее знаменитых калифорнийских и опаснее торфяных. Обычно, мне удавалось как-то контролировать свои эмоции, но нахождение в четырех стенах отвратительно влияло на мою выдержку.

Так, Чарли, спокойно. Без истерик. Нервничать и срываться сейчас было нельзя. На кону стояла не только моя, если уж объективно, дешевенькая такая душонка, но и жизнь Питера. И Джой. Мне надо было выбраться отсюда, выбраться во что бы то ни стало, чтобы найти их и вернуться домой, чтобы Дик не беспокоился и…и…

Я запнулся. Я даже не думал раньше, зачем мне нужно вернуться в "Новый дом". Какой, к шутам, очередной приют, если мне было хорошо и славно в любом кабаке, на любой улице любого города мира, если раньше мне хватало для жизни лишь чего-нибудь пожрать, выкурить оставленный какой-нибудь доброй душой окурок или косяк, стащить пару долларов из чужого кармана? Зачем — если мне было легче там, где я никому ничего не был должен?

Наверное, потому, подумалось мне уж совсем тоскливо, что чертовому интернату Полины Чанг, получалось и впрямь стать домом для всех тех, кто туда попадал. Потому что там, в той, оставшейся за бортом неизвестного флайера, жизни, остались Дик Риди, Рахиль, даже чертов филантроп Лестер, и близнецы — в общем, все те, кто был мне дорог. И только Питер и Джой были где-то здесь, совсем рядом, но найти их я смог бы только выбравшись из этого дерьма.

Просидев еще сутки, но уже без еды, я укрепился в желании побыстрее вылезти из этой дыры. На следующий день, когда я уже озверел от голода и желания разнести все в округе к такой-то матери, за мной пришли.

— Здравствуй, Чарли, — сказал высокий крепкий мужик с армейской выправкой, с острым худым лицом, похожим в профиль на лезвие бритвы. Откуда он знал мое имя оставалось только догадываться, но его улыбка меня не впечатлила.

— И вам туда же, — сказал я невежливо, — Предлагать присесть не буду, я думаю, сидеть на полу вам не понравиться.

Мужик ухмыльнулся и уселся прямо на пол:

— Да ничего, нормально, — сказал он, — Есть хочешь? Могу позвонить, чтобы сейчас принесли.

— Да катитесь вы, — предложил я, плюхнувшись напротив, — Игра в хорошего и плохого полицейского — это глупо. Можете не кормить меня, можете пристрелить — кстати, так, наверное, и надо было сделать сразу, мне плевать. Понятно? Пле-вать, — по слогам повторил я, — И, кстати, если уж вы знаете, как меня зовут, то было бы неплохо узнать ваше имя.

— Поль Синклер, — бросил он. Судя по имени и акценту, он был из Канады. Я присмотрелся к его лицу: спокойные наблюдательные светло-карие глаза, короткий агрессивный ежик, нос с горбинкой, узкие губы — признак душевной холодности, если верить физиогномистам, которым я никогда не верил. — И я вовсе не собираюсь играть с тобой ни в какие игры, мальчик.

— Тогда какого хрена я здесь? — взорвался я.

То, что в одной комнате со мной находится потенциально очень опасный человек, меня уже не тормозило. Изображать "Нервную Нелли" было одним из моих самых любимых занятий во все времена, и я всегда справлялся с этим на ура.

— Это случайность, — развел руками Синклер. — Ты просто не вписался в наши планы.

— Планы? Какие к чертям собачьим планы? Мы летели в Вену, на конференцию! На конференцию, вашу мать!

— К моему сожалению, у меня были планы на твоего друга и его сестру.

— У вас? Да кто вы вообще такой?

— Я уже представлялся, — напомнил он, — Меня зовут Поль Синклер. Что еще тебя интересует, мальчик?

— Я вам не мальчик, — огрызнулся я, — А подросток в самом критическом возрасте. Так что, давайте уж без виляний.

Я думал, что сейчас меня быстро поставят на место, но, к моему удивлению, Синклер оглушительно расхохотался.

— Ох, — сказал он, вытирая выступившие слезы, — Конечно, мистер и мисс Чейс предупреждали меня о том, что их друг весьма прям в словах, но я не ожидал, что настолько.

— Вот ведь незадача: сюрприза не удалось, — съехидничал я, но упоминание о Питере и Джой меня успокоило. — Так какого рожна мы посреди гребаной пустыни, а не в прекрасном городе оперы и пирожных?

— Ты все-таки хочешь есть? — задал встречный вопрос Синклер. Я разозлился: