Но Карат был единственным из бригады Бурого, к кому можно было подступиться — не в бегах и не в отсидке, да к тому же не фармазон; даром, что ли, с глазу на глаз встречаться не хотел? О личности угла Решетников предпочитал не думать, будучи в разладе сам с собой…

Двадцать два месяца вертелся он как уж на сковородке, троих, не признавших в нем Паленого, сдал через Беса группе «К», самолично нескольких положил, а чего, спрашивается, ради? Однажды ждали крупную партию порошка. 110-футовое каботажное судно в открытом море перегрузилось на полтора десятка катеров, и те устремились в разные точки «зачищенного» и контролируемого пустынного побережья вдоль Приморска — всех не накрыть, сделать это можно было только централизованно, на базе в скалах. Решетникову удалось узнать ее координаты и номера грузовиков. Он предупредил Беса, должна быть засада, но засады не оказалось, грузовики благополучно увезли героин на несколько «лимонов» в неизвестном направлении. Дело было не в «лимонах» и даже не в сизифовом труде агента: партия предназначалась для России, в результате умышленно сорванной акции тысячи юных жизней пошли на слом. Презрев смертельный риск, Решетников передал отвечавшему за его внедрение полковнику, что Бес работает на банду, но информация «потерялась» в сейфах — начальство не хотело связываться с гэбней или полковник не решался предавать оперативные сообщения огласке, зная, кто стоит за Бесом, в каких отношениях организаторы межведомственной операции друг с другом, с зарубежными поставщиками и отечественными получателями. Это была первая крупная операция, успешная для наркодельцов вопреки стараниям агента Паленого. Тогда он недоумевал, а позже неоднократно становился невольным свидетелем, как грузовики эскортировали милицейские автомобили Приморского ГУВД, а после бутлегеры отстегивали старшим чинам и градоначальникам «грязные» баксы, и залетный депутат Госдумы гулял вместе с главарями международного наркосиндиката в арендованном кабаке пятизвездочного отеля; миллионы от продажи наркотиков шли в «отмыв» на АО и госпредприятия, поступали на подставные счета, в партийные кассы, обеспечивая успех «народным видвиженцам» в выборных кампаниях.

Все смешалось в русском доме тотального селенга и в сознании Решетникова, время для него остановилось.

…Карат ждал за столиком открытого кафе, закрытого по его распоряжению для случайных посетителей. Поджарый, загорелый под анатолийским солнцем, в ладно сшитом костюме с серебристым отливом, он приветствовал Решетникова белозубой улыбкой, широким жестом указал на стул напротив. Руки не подал, да Решетников и не пожал бы ее.

— Что будешь пить, мент? — спросил, отхлебнув из бутылки «Жигулевского».

Четверо его подельников сидели за соседним столиком и насмешливо рассматривали странного человека, представленного ментом.

— Ты же знаешь, Карат: я с бандитами не пью, — развернув стул к визави, оседлал его Решетников.

Все, включая Карата, заржали, кто-то даже похлопал в ладоши.

— Не очень любезно с твоей стороны, — погасил улыбку Карат. — Где ты здесь видишь бандитов, мент?

— Ну да, ты великий труженик, это мне известно. У тебя от мозолей ладони не сгибаются, — кивнул Решетников на унизанные перстнями пальцы. — А они — твоя бригада, артель «Напрасный труд».

— Воспитывать меня пришел? — в голосе Карата послышалась угроза.

— Поздно, Карат, да и не мой профиль. Я к тебе по делу пришел.

— У-у-у! Расту! С каких это пор у Карата с легавыми общие дела?

— Правильно мыслишь. Общего у нас ничего нет и быть не может, разве что несколько знакомых. Но о них я тебя спрашивать не стану — все равно не расскажешь, так что цирк устраивать ни к чему.

Карат отставил бутылку, по-бычьи наклонил голову и уставился на Решетникова немигающим взглядом:

— Так что же тебя интересует, мент?

Решетников покачал головой:

— Триумфа не получится, публику твою я разочарую: перед тобой частное лицо, хотя позиций я не сдавал и к братве твоей отношусь по-прежнему. А интересует меня разборка на Яузе осенью девяносто второго.

За соседним столиком снова загомонили, предвкушая ответ бригадира, но Карат бросил на подельников неожиданно злобный взгляд и помрачнел: разговаривать предстояло серьезно, ведь о его участии в той разборке Решетников не сказал ни следствию, ни суду, иначе тянуть бы ему по семьдесят седьмой за бандитизм.

Карат умел платить по счетам.

— Что конкретно? — спросил он, выдержав длинную паузу.

— С чего началось и чем кончилось.

Кенты Карата снова засмеялись, кто-то отправился за пивом. Стал накрапывать дождик, и двое натянули цветастый зонт с рекламой «Мальборо» над головами Решетникова и своего бригадира.

— С чего началось? — извлек из кармана коробку «Хенри Винтермана» Карат. Предложил Решетникову, тот отказался. — А черт его знает. Я ведь тогда рядовым бойцом был, «качком».

— Сколько вас, таких «качков», выставили?

— Машин восемь, кажется. Да у сибирской бригады так же. Поровну, боссы все оговорили, сечи не должно было возникнуть вообще. Сыр-бор разгорелся из-за заправки на Шереметьевской.

— Ну да? — недоверчиво покачал головой Решетников.

Карат усмехнулся:

— А может, и нет. Достали они нас.

— Кого?

— Ты как на допросе прямо, Решетников. Говорю ведь — мое дело кулаками махать, если что. А там разное говорили, я не вникал: меньше будешь знать, дольше проживешь.

— А что говорили?

Карат с наслаждением затянулся сигарным дымом. «Быки» поставили перед ним любимое «Жигулевское», сами разделили упаковку «Факса».

— Может, выпьешь?

— Завязал, — признался Решетников.

— Сказал бы, под кого роешь, легче было бы вспоминать.

— Ни под кого, Карат. Дело давнее, к тебе и твоим бойцам отношения не имеет. Да и ни к кому из живых.

— А мертвяков там не было, Решетников, — уверенно сказал Карат.

— Так уж и не было?

— Вон оно что… Гриша Потоцких, значит? Брат его подрядил?