– Вызовите «скорую», иначе она умрет! – Дочь сидела на полу, положив голову матери на колени. Она приподняла глаза и встретилась с молчаливыми взглядами и гробовой тишиной. – Нет! Это не правда! За что, Господи! Не верю! – Ксюша размахивала головой из стороны в сторону, ударяясь о косяк. – Почему ты не забрал и мою жизнь?! В чем я перед тобой провинилась?! – причитала она, надрывая голосовые связки, но глаза оставались сухими.

– Пойдем со мной, внучка, – склонилась над ней Ирина Анатольевна. – Помогите поднять, – обратилась она к мужчинам. Беднягу уложили в постель в ее комнате, а бабушка присела рядом, взяв ослабленную руку девушки в свои старческие, но нежные и мягкие руки.

– Поплачь, Ксюша, поплачь. Полегчает, – посоветовала она. Сначала редкие и сдержанные всхлипывания, а затем громкие рыдания с причитаниями заполнили комнату. А Ирина Анатольевна вытирала у внучки слезы и тихо повторяла: – Поплачь, милая, поплачь. Полегчает.

И вновь похороны. Только более скромные, на которых присутствовали только близкие родственники. Прилетели и Мухины, родители Светланы. Олега Пантелеевича долго не могли оттащить от могилы дочери. Он упал на холм, зарыв лицо в землю. Его поднимали, но он снова и снова падал. Ольга Никитична чуть не бросилась в могилу следом за гробом.

В семействе Казаковых наступила черная полоса невезения. Вечером всех ожидал очередной сюрприз. Исчезла Ксюша, оставив записку: «Прошу, не ищите! Я жива и здорова, но хочу начать жизнь заново. Люблю всех, но мне больно вас видеть. Ксюша».

Вершков узнал о смерти Светланы Олеговны и решил еще раз навестить Ксению. Он не собирался опять выяснять отношения ибо знал, что только время лечит душевные раны. Хотелось только утешить ее и как-то помочь по возможности. На звонок вышел незнакомый мужчина.

– Вы кто? – поинтересовался Александр.

– Светланин отец, Олег Пантелеевич, – представился мужчина.

– Значит дедушка Ксюши. Вы не вызовете ее? Меня зовут Александр, она знает.

– Наслышан о вас. Подождите минутку, молодой человек, – и он исчез, но буквально тут же появился обратно. – Вот, – протянул он записку внучки.

Читая ее, Вершков на глазах переменился в лице.

– Извините за беспокойство, – сказал он и ушел, не попрощавшись.

Во время похорон Атамана одинокая женщина в черном, свободном платье и черном платке стояла в стороне и слезы отчаяния буквально душили ее. Когда летний ветерок обдувал ее фигуру, платье облегало тело и на передний план выступал еще маленький, но гордый животик.

Ей безумно хотелось подойти поближе и последний раз поцеловать любимого или хотя бы взглянуть на него. Но понимая, что она там чужая, а для некоторых и нежеланная, она продолжала стоять в стороне. Но в душе накапливалось зло на убийцу, который лишил жизни отца неродившегося ребенка.

Только после того, как все разошлись, женщина подошла к могиле и положила на холмик две красные розы. Затем взяла большой портрет погибшего в черной траурной рамке под стеклом, долго всматривалась в знакомые и такие родные, близкие черты любимого и, поцеловав положила на место.

– Спи спокойно, Алеша. Убийца ответит за твою смерть! – произнесла она, словно клятву.

Нина притаилась за телефонной будкой, недалеко от пешеходного перехода. В правой руке она сжимала ручку кухонного ножа, лезвие которого скрывалось под рукавом.

На улице уже сгущались сумерки, когда к переходу с другой стороны дороги подошел Вершков, удрученный исчезновением Ксюши. Он рассеянно посмотрел по сторонам и, не обращая внимания на женщину, пошел через дорогу.

Каким-то немыслимым образом он умудрился перехватить руку с ножом, буквально в сантиметре от своей груди. Удар предназначался в сердце. Он вывернул ее руку за спину и перетащил на тротуар.

– Сама объяснишь или пойдем в отделение милиции? – спросил Вершков без всякой злобы, но ответ изумил его.

– Я ненавижу тебя!

Около них притормозил «жигуленок».

– Помочь, командир? – В окно высунулась доброжелательная физиономия. Нина, с ножом в заломленной руке, намеревалась уже поздороваться, но Тюлень, незаметно для ее конвоира, поднес палец к губам и быстро убрал.

– Без помощников как-нибудь обойдемся.

– Эта ненормальная на меня покушалась, хоть я и вижу ее впервые, – и Александр пожал плечами, давая понять, что не понимает, в чем дело. – Если не торопишься, подбрось до отделения.