Письма, которые Шили после многократных ходатайств было разрешено наконец писать своим женевским друзьям, должны были все предварительно идти на просмотр к г-ну Дрюэ.

В одном из этих писем Шили употребил выражение: «Vae victis» {«Горе побежденным». Ред.}. По этому поводу Дрюэ пишет ему 19 апреля 1852 года:

«В записке, посланной Вами г-ну Я. {Якоби. Ред.}, встречаются слова: «Vae victis»… Хотели ли Вы сказать, что федеральные власти обращаются с Вами, как с побежденным? Если бы это было так, то это было бы лживым обвинением, против которого я должен был бы протестовать».

Шили ответил всесильному Дрюэ 21 апреля 1852 г., между прочим, следующее:

«Не думаю, г-н федеральный советник, чтобы эта характеристика принятых по отношению ко мне мер заслуживала упрека в лживом обвинении; во всяком случае, подобный упрек не может заставить меня отказаться от мысли, что со мной обращаются жестоко; наоборот, подобный ответ заключенному со стороны того, кто держит его в заключении, кажется мне лишней жестокостью»{183}.

В конце марта 1852 г., незадолго до ареста Шили и высылки других непарламентских эмигрантов, реакционный «Journal de Geneve» напечатал всякого рода вздорные сплетни о коммунистических заговорах, затеваемых в Женеве среди немецких эмигрантов: г-н Трог будто бы занят изъятием немецкого коммунистического гнезда с выводком из 84 коммунистических драконов и т. д. Наряду с этой реакционной женевской газетой бернский писака, принадлежавший к парламентской банде, — это был, надо думать, Карл Фогт, так как в «Главной книге» он неоднократно приписывает себе честь спасения Швейцарии от коммунистических изгнанников, — распространял подобные же небылицы во «Frankfurter Journal», подписываясь корреспондентским значком «ss». Он писал, например, что состоявший из коммунистов женевский Комитет помощи немецким эмигрантам свергнут за неправильное распределение денежных сумм и заменен комитетом из честных людей (парламентариев), которые вскоре положат конец всем этим безобразиям; далее, что женевский диктатор, по-видимому, стал подчиняться, наконец, распоряжениям федеральных комиссаров, и недавно два принадлежащих к коммунистической фракции немецких эмигранта были арестованы и перевезены из Женевы в Берн и т. д. Выходящая в Базеле «Schweizerische National-Zeitung» [598] поместила в № 72 от 25 марта 1852 г. ответ из Женевы, где, в частности, говорится:

«Всякий непредубежденный человек знает, что подобно тому как Швейцария занимается только укреплением и конституционным развитием своих политических завоеваний, так и слабые остатки местной немецкой эмиграции заняты только добыванием хлеба насущного и совершенно невинными делами, и что россказни о коммунизме измышляются только мещанскими духовидцами и политически или лично заинтересованными доносчиками».

Назвав бернского парламентского корреспондента «Frankfurter Journal» одним из этих доносчиков, статья заканчивается следующими словами:

«Местные эмигранты думают, что в их среде имеется немало так называемых «честных людей» типа блаженной памяти «имперских Бидерманов и Бассерманов», которые, тоскуя по отечественным котлам с мясом [599] , пытаются снискать себе милость своих отцов-государей подобными реакционными гнусностями; им желают скорейшего счастливого пути, чтобы они более не компрометировали эмиграции и дающего им прибежище правительства».

Беглые парламентарии знали, что Шили — автор этой статьи. Последняя появилась в базельской «National-Zeitung» 25 марта, а 1 апреля произошел ничем не мотивированный арест Шили, «Tantaene animis celestibus irae?» {184}

После муртенского скандала немецкая эмиграция в Женеве, за исключением беглых парламентариев, выпустила протест «Верховному союзному департаменту юстиции и полиции». Я приведу оттуда лишь одно место:

«… Монархи не удовольствовались своими прежними дипломатическими успехами. Чтобы очистить Швейцарию от эмигрантов, они бряцали оружием по ее адресу, угрожали ей военной оккупацией; по крайней мере, Союзный совет высказал в одном официальном документе свою озабоченность по поводу этой опасности. И вот снова последовали высылки, на этот раз их обосновывали известным муртенским съездом и утверждали, будто, в результате произведенного в связи с этим розыска, напали на след политической пропаганды. Имеющиеся факты решительно опровергают это утверждение… В правовом же отношении следует указать, что повсюду, где существует законный порядок, могут, быть только законные наказания за предусмотренные законом наказуемые деяния; это относится и к высылке из страны, если эта высылка открыто не превращается в акт полицейского произвола. Или, может быть, и в данном случае в отношении нас станут превозносить значение дипломатии и скажут, что пришлось поступить таким образом из уважения к иностранным державам, для сохранения международных связей? Но если так, то пусть скроется крест Швейцарского союза за турецким полумесяцем, который стучащему в ворота Порты сыщику, преследующему эмигрантов, показывает свои рога, а не приносит повинную; если так, пусть дадут нам паспорта в Турцию и пусть, захлопнув за нами двери, передадут ключи от твердыни швейцарских свобод Священному союзу в знак feudum oblatum {ленной зависимости. Ред.}, чтобы впредь носить их на правах лена от него, как камергерские знаки отличия, с девизом: Finis Helvetiae!» {Конец Гельвеции! Ред.}.

Из письма Иоганна Филиппа Беккера я увидел, что упоминаемый имперским Фогтом «сподвижник Маркса» или «сподвижник» Шерваля не может быть не кем иным, как проживающим теперь в Лондоне г-ном Штехером. До сих пор я не имел чести быть лично знаком с ним, хотя слышал много лестного о его крупном и всестороннем художественном таланте. Благодаря письму Беккера мы встретились с ним. Нижеследующее — письмо моего «сподвижника» ко мне.

«Лондон, 17, Сассекс-стрит, Уэст Сентрал, 14 октября 1860 г.

Дорогой г-н Маркс!

Я охотно дам Вам некоторые разъяснения по вопросу о Ньюдженте (Шервале-Кремере), упоминаемом в брошюре Фогта, из которой Вы любезно послали мне выдержки. В марте 1853 г., возвращаясь из путешествия по Италии, я приехал в Женеву. Приблизительно в то же самое время приехал в Женеву Ньюджент, с которым я и познакомился в одном литографском заведении. Я тогда только что начал заниматься литографией, а так как Ньюджент обладает обширными сведениями в этом деле и является очень любезным, энергичным и трудолюбивым человеком, то я принял его предложение работать совместно с ним в одном ателье. Рассказ Фогта о махинациях Ньюджента в Женеве соответствует приблизительно тому, что я уже слышал тогда об этом, если отбросить обычные преувеличения фельетониста или составителя брошюр. Успех был крайне ничтожный. Я знал только одного из этой компании, добродушного и трудолюбивого, но вместе с тем чрезвычайно легкомысленного молодого человека; а так как он был одним из главных персонажей, то легко можно понять, что Н. был в компании всем, а прочие были только любопытными слушателями. Я убежден, что не были изготовлены ни каменные, ни медные клише, но я слышал, что Н. говорил о подобных вещах. Моими знакомыми были, по большей части, женевцы и итальянцы. Я знал, что позднее Фогт и другие немецкие эмигранты, с которыми я не был знаком, считали меня шпионом. Но я мало беспокоился по этому поводу, — ведь истина всегда обнаруживается; я даже не сердился на них, ведь так легко было вызвать подозрение, так как не было недостатка в шпионах, и не всегда было легко их распознать. Я почти убежден, что Ньюджент не переписывался ни с кем в Женеве после того, как был выслан оттуда. Позднее я получил от него два письма; он приглашал меня приехать в Париж и взять на себя выполнение одной работы по средневековой архитектуре, что я и сделал. В Париже, как я увидел, Ньюджент держался в стороне от политики и не вел переписки. На основании вышеизложенного можно, во всяком случае, сделать вывод, что под «сподвижником Маркса» могли иметь в виду меня, так как я не знал и не слышал ни о ком другом, кого Ньюджент пригласил бы в Париж. Г-н Фогт, конечно, не мог знать, что я никогда — ни прямо, ни косвенно — не приходил в соприкосновение с Вами и, возможно, никогда не пришел бы, если бы не поселился в Лондоне, где, благодаря случаю, имел удовольствие познакомиться с Вами и с Вашим почтенным семейством.