Я сам и моя жена, чтобы избежать позора свержения или капитуляции, избрали смерть. Наше желание — быть тотчас же сожженными на том месте, где я совершил большую часть моей повседневной работы в течение 12-летней службы моему народу.

Составлено в Берлине 29 апреля 1945 года в 4.00 Гитлер.

Свидетели: Мартин БОРМАН

доктор ГЕББЕЛЬС

Николаус фон БЕЛОВ

Рейхсминистр др. ГЕББЕЛЬС

Фюрер дал мне приказ, в случае провала обороны столицы империи, покинуть Берлин и принять участие в назначенном им правительстве в качестве его руководящего члена.

Первый раз в жизни я должен категорически отказаться последовать приказу фюрера. Моя жена и дети присоединяются к этому. В противном случае, не говоря уже о том, что из чувства человечности и личной верности мы никогда не могли бы оставить фюрера одного в труднейший час его жизни, я считал бы себя на всю свою дальнейшую жизнь бесчестным ренегатом и жалким подлецом, который потерял бы уважение к себе самому и потерял бы уважение своего народа, которое должно было быть предпосылкой дальнейшей моей службы будущей организации немецкой нации и германской империи.

В горячке предательства, которой окружен фюрер в эти критические дни войны, должны найтись хотя бы немногие, которые безусловно и до самой смерти останутся с ним, если это даже противоречит формально объективно обоснованному приказу, который он дает в своем политическом завещании.

Я считаю, что сослужу этим для будущего немецкого народа наилучшую службу, ибо для грядущих тяжелых годин примеры важнее, чем люди. Всегда найдутся люди, которые покажут нации путь к свободе, но воссоздание нашей расово-национальной жизни будет невозможным, если она не будет развиваться на основе ясных и каждому понятных примеров. По этой причине я со своей женой и от имени своих детей, которые слишком малы, чтобы выразить свое мнение, но которые, если бы они были старше, безусловно, присоединились бы к этому решению, выражаю свое непоколебимое решение не покидать столицу, даже если она падет, и лучше покончить вместе с фюрером жизнь, которая для меня лично не имеет больше ценности, если я не могу воспользоваться ею служить фюреру и быть рядом с ним.

Составлено в Берлине

29 апреля 1945 г. в 5.30.

Доктор ГЕББЕЛЬС».

Итак, что же мог узнать И.В. Сталин и его ближайшие сотрудники, прочитавшие 8 января 1946 года изъявление последней воли немецкого диктатора? Как видно, не так уж много. В первой части политического завещания Гитлер пространно оправдывался в том, что вовсе не он начал мировую войну. «Неправда, что я или кто-нибудь иной в Германии хотели войны в 1939 году», — писал Гитлер, утверждая, что не хотел «второй войны против Англии или даже против Америки», а его «мирные предложения» были отклонены, потому что руководящие круги английской политики хотели войны. Для Сталина это утверждение не было новостью. Более того: он сам на страницах «Правды» 30 ноября 1939 года объявил, что «не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию». Не думаю, что вождю советских народов было очень приятно вспомнить о том периоде, когда ему казалось, что он перехитрил Гитлера и стал его союзником. Но с 22 июня 1941 года с этой иллюзией пришлось расстаться. Советскому же народу пришлось за нее заплатить страшную цену.

Но вернемся к Гитлеру. Было бы наивным полагать, что в тесном бункере к Гитлеру пришел «час истины». Как видим, он и в эти дни не хотел признавать поражения. Мастер социальной и политической демагогии оставался верным себе, под диктовку Бормана призывая к «сияющему возрождению национал-социалистического движения, а тем самым к осуществлению истинного единства германского народа».

В чем же военный преступник номер один видел секрет этого «сияющего возрождения»? В первую очередь в том, что его последователи должны продолжать борьбу против главного врага — «еврейства», которое, оказывается, и развязало Вторую мировую войну. Нет, не Германия, не нацистская партия и сам Гитлер, а… евреи виновны в гибели «миллионов детей европейцев арийской расы». Поэтому, изъявляя свою последнюю волю, фюрер обязывал «руководство нации и общества строжайшим образом соблюдать расовые законы и оказывать безжалостное сопротивление всемирному отравителю всех народов — интернациональному еврейству».

Что же считал Гитлер главным в деяниях своей диктатуры? Ведь он не завещает сохранить партийные организации НСДАП. Да и воссоздание национал-со-циалистического государства он оставляет «грядущим поколениям». Он не вспоминает о «жизненном пространстве» (скажем, о немецких колониях в Африке), не завещает борьбу с коммунизмом и покорение Востока Европы до Урала. Но вот о чем заботится в первую очередь: о своей расовой доктрине и антисемитизме как ее главной составной части.

Не забудем, что ставка на расовую ненависть и на разжигание ненависти к еврейскому населению всегда — с самого момента создания национал-социали-стического движения в 20-х годах! — была самым действенным оружием в руках лидеров этого движения. На него в Германии и Европе сначала не обращали внимания и даже терпели. Нацизм вполне логично искал «образ врага», против которого смог бы мобилизовать внутренний потенциал нации. И нашел! Этим «внешним» врагом стала версальская политическая система, в которой Германии отводилась роль европейской парии. «Внутренним» же врагом были избраны евреи. Причем в умелой комбинации: к антисемитизму бытовому (особенно сильному в Австрии, где имелась большая компактная масса еврейского населения в Галиции) был добавлен антисемитизм социальный, объявлявший главной причиной народной бедности «господство» еврейских универсальных магазинов. Эта чудовищная взрывчатая смесь возымела свое действие — Гитлеру не пришлось захватывать власть, ее добровольно передали ему немецкие избиратели.

И после прихода к власти Гитлер не забыл о своем мощном расистском оружии. Началось физическое преследование еврейства, причем не только в Германии. Истребление 11 миллионов евреев в Европе (мы знаем «план Ваннзее») стало одной из главных целей нацизма, причем к ее достижению привлекали и не только немцев — привлекали и французских националистов, и украинских полицаев, и прибалтийских националистов-эсэсовцев.

Остается лишь удивляться: почему российские историки и политологи, которым в 1995 году поручили разработать научно-юридическое определение фашизма, позволяющее его пресечение в зачатке, — почему они позабыли об антисемитизме как неотъемлемом его характерном свойстве? Разве завещание Адольфа Гитлера не подсказало ученым мужам, что надо обратить внимание на ту роль, которую придавал Гитлер этому конкретному виду расизма и политического экстремизма? Не дали себе труда или не захотели сознательно?

Печально наблюдать, как посеянные Гитлером зловещие всходы распространяются по Европе и по России; печально наблюдать, как оправдываются надежды, которые Гитлер и перед смертью возлагал на антисемитские лозунги. Но если уж в 1945 году мир ценой миллионных жертв нашел в себе силы преодолеть гитлеровский расистский кошмар, то полвека спустя мировое сообщество может и должно повторить этот подвиг.-

ОДИН ДЕНЬ— 30 апреля

30 апреля