— У меня нет слов, господин Абдолла-хан, — улыбнулся Том.

Он улыбался, а ему хотелось броситься сейчас на этого "господина" и задушить собственными руками. Когда его привезли сюда, он очнулся и опять увидел перед собой лицо Фуада, ему так же хотелось задушить его. Но нескольких коротких минут наедине хватило, чтобы Том смог полностью довериться ему: Фуад назвал имя Рэмбо, который пришел за ним, и этого было достаточно. Теперь Том должен был лишь во всем соглашаться с этим "господином" и не позволять себе ничего лишнего.

— У меня нет слов, — повторил он.

— Ну, слова здесь и не нужны, — тихо засмеялся Абдолла-хан. — Наши бедные чиновники…

— Я знаю, что вы имеете в виду, — перебил его Том. — Господин Фуад говорил мне об этом. Кстати, это его настоящее имя?

— Ну, конечно, — улыбнулся Абдолла-хан. — А вам знаком некий Камаль? Правда, я тоже не знаю, настоящее ли это его имя.

— Безусловно! Камаль большой друг моего отца. Если посредником служит Камаль, можете считать, что дело сделано.

— Ну и прекрасно, — Абдолла-хан поднялся. — Я послал за ним, и скоро он будет здесь. Да сохранит вас Аллах.

Том уже не слышал, как дверь за Абдоллой-ханом закрылась, как в замке повернулся ключ. Он думал о Камале — о Рэмбо. Он не мог знать, что задумал Рэмбо, какую роль во всем этом играет Фуад — приближенный человек Абдоллы-хана. Он только верил. Верил в то, что для Рэмбо нет ничего невозможного, и значит, он поможет ему, спасет. И он стал молиться.

Пилот посадил самолет там же, где в прошлый раз высадил своего пассажира — у крайних домов Тебеса. Он выключил мотор и стал ждать. Но прошел час, и никто не появился. Господин Фуад не объяснил ему, должен ли он просто ждать этого Камаля, или же обязан найти его. Господин Фуад сказал: "Лети в Тебес и привези господина Камаля". Больше он ничего не сказал. Значит, главное — привезти. И если он сам не идет, его нужно найти.

И тогда пилот спустился на землю и пошел в город. Солнце стояло над головой и палило так нещадно, что скоро пилот почувствовал себя дурно. На свое счастье, он сразу же встретил полицейского.

— Здравствуйте, господин. Добро пожаловать в наш город, — полицейский улыбался так, словно встретил родного брата. — Теперь вы сами решили отдохнуть у нас? И правильно сделали. Тебес — лучший город в мире. Это единственное место в этих краях, где растут финики и цитрусовые. Поэтому все иностранцы…

Пилот поднял руку и застонал — его и без этих речей мутило.

— Остановитесь ради Аллаха! Я прилетел не отдыхать. Я прилетел за человеком, которого оставил здесь в прошлый раз.

Прекрасный был человек! — вспомнил полицейский. Ему очень понравился наш город и пустыня. Он любовался отсюда Деште-Кевиром.

— Почему вы сказали был? Он что умер?

— Что вы такое говорите! Почему умер? — вытаращил глаза полицейский. — Он собирался совершить паломничество в Мешхед, но так был восхищен нашим городом, что…

— Так где он сейчас? — оборвал его пилот раздраженно.

— Кто? — не понял полицейский.

— Тот человек, который собирался в Мешхед, — сдерживая раздражение, напомнил пилот.

— Как где? — удивился полицейский. — Он сразу же пошел в чайхану. Куда же еще?

— И что он — до сих пор сидит в чайхане? — пилот уже совсем ничего не соображал.

— Зачем сидит? — обиделся полицейский. — Хочет сидит, хочет гуляет. Разве у нас негде погулять?

— В какую чайхану он пошел? Где это?

— Я мог бы проводить вас, если бы не был так занят, — полицейскому совсем не понравился этот человек, который все время не дает говорить и не интересуется его городом, и он махнул за плечо рукой. — Там, в парке Гольшан.

Пилот поплелся вдоль длинной узкой улочки и вскоре вышел к парку. Дойдя до первого же арыка, он опустился на колени и долго плескал себе холодной водой в разгоряченное лицо. Потом увидел чайхану и поднялся к ней по террасовым уступам. Чайханщик встретил его широкой улыбкой, а это уже стало раздражать пилота, — чему в такую адскую жару можно улыбаться?

— Господин хочет пообедать? — спросил чайханщик.

— Нет, принеси мне кувшин дуга, — пилот снял ботинки и сел на разостланный ковер. — Как тебя зовут?

— Давуд, господин. А может быть, яичницу?

— Можно и яичницу, — пилот только сейчас, в тенистом парке, почувствовал, как проголодался. — И кусок жареной баранины, добавил он вслед Давуду.

Пока жарилось мясо. Давуд принес дуг и поставил перед гостем яичницу.

— Скажи мне, Давуд, — спросил пилот, выпив две чашки дуга подряд, — три дня назад у тебя был гость. Где он сейчас?