Всадник неспешно подскакал к банановым возам и церемонно приподнял шляпу:

–  Доброго здоровьичка, Павел Григорьевич.

–  И вам не кашлять, Кирилл Андреевич, - отвечал Орлов, пытаясь скрыть довольную улыбку.

С первого своего дня на плантациях Емельян Жигарев готовился к побегу. Он изучил систему охраны, расписание постов, маршруты разъездов. Он знал в лицо каждого стрелка, почти всех знал по именам и особо помнил тех, кто был в расстрельной команде. Есаул решил, что не покинет лагерь, не перерезав глотку каждому из них, даже если это и заставит его немного задержаться.

Когда Шпаковский поручил ему готовить побег для всего офицерского состава, есаул сначала возгордился, а потом расстроился. Прорываться всей компанией, конечно, веселее. Но незаметно уйти не получится. Будут потери. И не останется времени для сведения счетов.

Однако он все же разработал план. И не один. Первый вариант предусматривал восстание с захватом оружейного склада, истреблением всей охраны и организованным переходом на соединение с частями союзников, то есть испанским гарнизоном. Второй план предполагал всего лишь устранение двух постов и просачивание малыми группами сквозь лес к точке сбора. Было еще несколько вариантов. Но все они оказались не нужны, когда наступил подходящий момент.

–  Не горюйте, Емельян Прокофьич, - сказал капитан Орлов.
– Так всегда и бывает. Все бумажки остаются бумажками. Жизнь богаче любых наших планов. Планы - мираж, фикция. Главное - улучить удачный момент.

–  Да я знаю, - махнул рукой Жигарев.
– Меня другое огорчает. Нет моих крестников. Ушли с Клейтоном. Теперь и не знаю, свидимся ли.

–  Кто такие?

–  Кто расстреливал. В самый первый день, как нас окружили, всех разделили на кучи. Офицеров отдельно, каторжан отдельно, а конвойных всех связали и увели куда-то. Наутро начали агитировать. Мужики долго не думали. А что тут думать? Моряку не все ли равно, под каким флагом ходить? Платили бы деньги да почаще пускали бы на берег. Наобещали им золотые горы. К тому же добавьте, что теперь они свободные люди. Кто бы отказался?

–  И что? Никто не отказался?

–  Трое нашлись. Матюшенко, Баширов, Козлов. Их тоже в сторону отвели. Потом стали нас уговаривать. Но недолго. Иуда-Лукашевич знал, чем дело кончится, если поближе подойдет. Так и не приблизился на дистанцию доброго плевка. Клейтон видит, что мы молчим. Выводит наших казаков. Связанных. К ним тех троих, что отказались на пароходы к нему пойти. Ставит над ямой. Залп. Семерых как не бывало~ - Жигарев перекрестился.
– Тогда командир говорит, что согласен работать рядовым строителем. Но служить на чужих судах не имеет права, поскольку присягу давал. На том и сошлись. Вот так все и перевернулось. Арестанты стали вольными моряками. А офицеры попали в форменное рабство.

–  Мы нашли еще одну могилу, - сказал Орлов.

–  Там остальные конвойные. Затеяли бежать, перегрызли веревки, накинулись на охрану. Но не повезло. Их где-то в карьере постреляли.

–  Да, в карьере. Щебенкой засыпаны.

–  Когда все кончится, вернусь сюда, - сказал Жигарев, водя осколком гранита по лезвию мачете.
– Буду жив, вернусь. Похороним по-людски. С крестом. Часовенку срубим.

–  Договорились, - сказал Орлов.
– Хороший у вас тесак. Зеркальная полировка.

–  А когда коту делать нечего~ - Жигарев оскалился, пощелкав по клинку.
– Вот и наяривали суконочкой, полировали. Оружие любит ласку и смазку. Думаете, чем мы тут бреемся?

–  Слышал, как топорами бреются, но про мачете - в первый раз, - улыбнулся Орлов.

–  А что оставалось? До ближайшей цирюльни далековато. Все своими руками.
– Жигарев вмиг погасил улыбку: - Тихо. Идут~

Они сидели в кустах возле караульной вышки. Наверху уже находился Илья Остерман. Труп часового остывал внизу у дороги, в канаве, под присмотром пары черных стервятников, сидевших на дереве.

Над плантациями разносился частый звон ударов по рельсу. Это был сигнал общего сбора. Все оставшиеся в лагере офицеры должны были бросить работу и подтянуться к развилке.

Но сигнал, раздавшийся в неурочное время, привлек внимание и охранников. Несколько стрелков, ворча и переругиваясь, вышли из-за поворота. Трое несли винтовки на плече, словно дубины, прикладом назад. Четвертый догонял их, пьяно спотыкаясь и волоча карабин за ремень, так что приклад оставлял след на мокрой глине. «Ну и вояки», - с презрением подумал Орлов, поджидая, не покажется ли на дороге еще кто-нибудь. Но их было всего четверо.

–  Обойдемся без стрельбы, - шепнул он Жигареву.
– Я спереди, вы с тылу.

И, спустившись на дорогу, пошел неспешно, позволяя охранникам нагнать себя.

Они заметили его и оборвали разговор.

–  Эй, ты! Что там за переполох?

Орлов шел, не оборачиваясь. Он еще больше ссутулился и едва волочил ноги.

–  Глухой, что ли? Эй!
– Тот, кто нагнал его первым, схватил Орлова за плечо.
– Стой!

Он ударил ножом под ребро и успел подхватить винтовку, выпавшую из рук убитого. Второй не успел ничего понять, как его висок хрустнул под прикладом. Орлов был готов и третьего свалить и уже замахнулся, но от того вдруг во все стороны, веером, полетела кровь. Теплые капли тяжело хлестнули по щекам.