Шрифт:
— Пойдем со мной! — приказал рыцарь и быстро из сеней вышел.
«Видно наказывать меня будет! — идя за господином своим, раздумывал Марцин. — Но за что же? Ведь, кажись, ничего плохого я не сделал…» — Напрасно старался он припомнить, чем мог заслужить наказание.
А Любина ни слова ему не сказал. Быстро вышел со двора через боковую калитку и темными переулками к городским воротам направился: через них прямо на берег Бобра выход был. Удивленный и напуганный парень, втянув голову в плечи, бегом за рыцарем поспешал. «Куда идем? Зачем?» — пытался он разгадать замыслы хозяина.
Время шло.
Пригородная, широкая и оживленная дорога мало-помалу превратилась в извилистую лесную тропу, что вдоль обрывистого берега шла. Всё ниже и ниже нависали над головами путников ветви старых дубов.
— Слушай, хлопец! — вдруг заговорил Любина, резко остановившись посреди тропы. — Говорят о тебе, что ты Золотого Селезня видел. Правда ли это?
— Да, господин…
Угрюмое лицо Любины осветилось довольной улыбкой.
— Рад был бы и я увидеть его, мой верный слуга! — просительно и ласково сказал рыцарь. — Хотелось бы и мне потешить взгляд свой золотым сиянием, что его окружает… Нет ничего на свете прекраснее, чем Золотой Селезень! Укажи же мне то место, где он появился! Проводи меня туда, а я в награду пошлю твоим родителям пшеничный хлеб и два мешка самой лучшей муки.
Вспомнил тут Марцин пустые закрома в отцовском амбаре и суп из сухой лебеды, который его старая мать каждодневно готовила… Белый, пахучий хлеб и мешки с мукой, которой так давно не видели мужики в Пшесеке, показались ему самым большим и самым желанным богатством. И не догадался доверчивый паренек, что из уст господина могут исходить слова коварные и лукавые.
— Хорошо, господин мой! — прямодушно ответил Марцин. — Идемте! Приведу вас к тому дубу, что у самого берега растет. Там я и видел Золотого Селезня, когда он посреди реки плыл.
У Любины глаза от жадности засверкали, а лицо так побагровело, словно он кубок мёду залпом выпил.
— Поспешим! Поспешим же! — несвязно и быстро забормотал он, подталкивая Марцина, чтобы шел вперед. — Добавлю тебе еще и мешок пшена…
Проворно пошли они и вскоре уже остановились возле старого дуба, ствол которого, словно бы столетняя борода, был покрыт мохом и лишайниками.
— Вот здесь… — сказал Марцин, а сам на небо глянул. — Теперь скройтесь за дуб и отдохните на траве. Надо подождать, когда ночь наступит.
Однако Любина и внимания не обратил на его слова, даже не поглядел на Марцина. Вместо того, чтобы отдохнуть после долгого пути, да прилечь в тени шелестевшей листвы, он поспешно начал стрелы в колчане перебирать: искал ту, что потяжелее и поострее.
Охватила тут Марцина тревога.
— Что вы хотите делать, господин? — спросил он рыцаря.
— Поохотиться хочу, слуга мой! — раздались в ответ грозные слова. — Поохотиться более пышно, чем король… Золотую птицу хочу подстрелить!
— Не делайте этого, господин! Негоже так, худо… — в отчаянии взмолился Марцин и пал перед рыцарем на колени. — Не делайте этого, послушайте меня! — просил он слезно. — Бросьте лук ваш и стрелы!
— Перестань, надоел ты мне, дурак! — злобно выкрикнул Любина и грубо оттолкнул парня от ног своих. — Мне достанется эта птица! А когда добуду Золотого Селезня, стану богаче самого короля! Понимаешь? Богаче короля!..
— Господин! — взмолился парень.
— А ну, замолчи, бездельник! — закричал рыцарь и плеткой погрозил, которую всегда носил при себе. — Если хоть слово еще скажешь, изобью тебя, как собаку, а потом в подвал темный посажу, чтобы не болтал лишнего!.. Стань позади и жди приказа!
Сказав это, скрылся рыцарь за дерево и, приготовив лук, затаился, чтобы стрелу пустить в дивную птицу. Не посмел Марцин ослушаться воли своего господина: стал позади него. Отчаяние его охватило, горючие слезы украдкой вытирал парень.
Долго они ждали в укрытии. Вот уж и заря начала гаснуть за лесом. Но странная тишина воцарилась кругом. Не всплеснула ни одна рыба в реке, не заклекотал ястреб в вечернем небе, умолкли дятлы в глубине леса, перестали квакать лягушки в ближнем болотце, затихли кузнечики в густой траве… Даже ветер не шелестел листвой в кронах дуба и ни разу не обласкал веянием своим вечерним камыша речного.
«Что бы это могло быть?» — изумился парень, думая о таком странном молчании воды и леса.
А Любина всё еще стоял, прижавшись к замшелому стволу дерева, глаз с волн речных не спуская. По-прежнему держал наготове лук и стрелу. Над Бобром вечерний туман поднялся и голубовато-белёсой, вуалью камыши обвил. А поверхность воды как бы застыла и стала похожей на зеркало.
Звезды на небе появились — далекие и бледные. А Марцину показалось, что убегают они и прячутся за плывущие по небу облака: не хотят глядеть на жадного Любину.