Ожидания сбываются. Рони передернул плечами, будто рыбьим хвостом хлестнули, и ответил телепатически:

— Их не видели… то есть, обоих. Нет, вру. Декстру замечали в пыточной, она кого-то жгла… вроде, одержимого…

Рони сглотнул, словно подавился. Мысли застревают в горле.

— … Но суть одна. Похоже, им нет дела до… хм, изменений. Рядовые же Магниты — на стороне Кассиуса, он ведь твои слова повторял. Тють — в тють, назубок вызубрил. Он отменил пытки, сказал, что Амбивалента и так поймаем, но теперь по одному подозрению нельзя никого замучить. Народ одобрил — все устали от "репрессий". И Магнитам понравилось — не одного тебя достало быть пугалом… А вообще, сейчас затишье — ни одного одержимого не было с тех пор, как…

"Умер Адриан Альена", — Рони понадеялся, что Целест не услышал его.

— Кассиус подставил меня, ты знаешь? — одними мыслями не получилось, гримаса перекосила лицо Целеста. — Он убил отца… вернее, не он, а…

— …Элоиза. Знаю. Ты рассказывал.

"Когда?"

Целест вскинулся. Блеклый конвоир истолковал по-своему, отвесил тычок палкой. Они добрели до столовой, и пока просторное помещение гулко и выстужено пустовало. Зрителей и зевак не пускали.

Руки обвиняемого оставили связанными за спиной, а на ноги надели дополнительные кандалы. Целест вспомнил, что на этом месте он когда-то ораторствовал, а потом Рони с Аидой убивали блондинку-одержимую.

"Кто я теперь?"

Еще прежде столовая была… натурально, столовой. Теперь переоборудовали — ни чанов со сковородками, ни подносов; растворился даже запах невкусной-но-питательной еды, а ведь казалось, он прилип к каждому камню. Теперь — зал суда. Скамья подсудимых, судейские подмостки, скамейки для зрителей. Целест рассмотрел собственноручно выцарапанные на одной инициалы "Ц. A.".

"Мне только двенадцать исполнилось. И я называл себя — Альена".

Миллиард лет до… темноты. Мир обрушился, а Главы Магнитов удалились от дел. Гомеопаты сдались Кассиусу. Все не так, совсем не так…

Он с усилием сжал пальцы напарника:

— Ты… был в той темноте, Рони? Со мной?

— Конечно, — мистик устроился рядом. Он не шелохнулся, когда его пристегнули к Целесту — без нейтрасети.

— Смотри, без глупостей, мозго…

— Эй! — возмутился Магнит-страж позади. Сопляк совсем — еще не мистик, обыкновенный "псих". Мелюзга. Но обиделся, а его новоявленный соратник — страж смутился.

— Прости, парень. Я не привык еще…

Целест рассмеялся. Коренастый смугляк отвесил ему зуботычину, но ретировался под неподвижным и бесцветным, как затянутая плесневой пленкой вода, взглядом Рони.

— Вербена тоже. Она и ты. Не бросили, — Целест прислонился к стене затылком, словно высматривая на потолке текст Божественного Откровения.

— Конечно.

Рони постарался, чтобы звучало убедительно. Вербена — просто девчонка, отличная танцовщица и яркая… не более того. Однако было бы неумно и жестоко переубеждать Целеста.

— Конечно, она тоже была с тобой. Иногда не надо быть мистиком для… контакта, — Рони пригладил всколоченные волосы. Мелодично звякнула их общая цепь.

"Даже смерть не разлучит нас", — Рони сглотнул. Редко, но случалось: Магниты выбирали почти ритуализированное самоубийство после смерти второй "половинки"; древний и варварский обычай, времен зарождения Ордена Гомеопатов. Но Аида поймет, а Элоиза…

"Элоизе плевать на меня".

— Все будет хорошо, — сказал Рони вслух.

Стены впитали теплое дыхание — не отдали эхо и не согрелись ни на градус. Цитадель похожа на тюрьму: всегда холодно, сумрачно и пахнет тленом. Теперь Целест мог сравнить, а Рони аккуратно собирал чужие образы.

Будто клюкву на прутик нанизывал.

"Если мы… вырвемся, я приведу тебя домой, Целест. К холодному морю и кислой клюкве".

— Все будет хорошо, — повторил он.

Целест изучал закопченный потолок, Рони изображал слегка потрепанную тряпичную куклу — ничего необычного, разве нудно и тоскливо ломило руки. Постепенно столовая-зал заполнялся зрителями — Гомеопаты и люди, от Магнитов держатся подальше, а те усмехаются свысока: мы теперь не санитары чумного города, но элитная стража самого Владыки Триэна…

"Я не все рассказал Целесту", подумал Рони, и смолчал.

В считанные минуты забился зал-столовая до отказа, только бархат на самых высоких сидениях пустовал пока.

Стражи взметнулись по стойке смирно за полсекунды до громогласного: "Встать, суд идет!"

Кассиус ничуть не изменился — только костюм сшил по размеру: черно-пурпурный и торжественный, с платиновыми нашивками и рубинами пуговиц. Маленькие ладони спрятаны под замшей перчаток — Целеста невольно передернуло, когда он припомнил вкрадчиво-гадкое прикосновение, точно дохлого грызуна за шиворот подсунули. Еще у него отросли волосы, будто Касси принял обет назира после того, как незаконно (да-да, я скажу) захватил власть.

Рядом шла Элоиза. Целест вгляделся в сестру, искал — вдруг тщательно запудренные синяки, вдруг — Касси обижает ее? Ничего подобного — Элоиза выглядела немного растерянной и смущенной, но черно-красные тона ей крайне подходили, а волосы искрились сложной прической, тоже с рубинами. Ее встречали радостным гиканьем, и Элоиза улыбнулась, приветствуя публику — небольшое нарушение судебного этикета простительно. Верноподданическая любовь ценнее.

Она незаметно пихнула в бок Кассиуса, и тот повторил жест.