Шрифт:
— …Привести приговор в исполнение. Немедленно.
*
"Немедленно".
Целест схватил открытым ртом воздух, наблюдая, как открываются двери.
"Вербена. Пожалуйста… я знаю, после Печати не выживают, это изощренная пытка и казнь; все, чего я хочу — проститься".
Краем глаза замечал еще, как вскочила и пыталась выкрикивать "не надо, остановитесь" Элоиза, ее силой усадили на место прихвостни Кассиуса — "будьте-вы-оба-прокляты"; перешептывались в "зрительном зале" экс-соратники; кто-то прятал взгляд, а кто-то с голодным гиеньим выражением лица пялился на Целеста — ну же, когда начнется.
У входа стражи отомкнули алебарды. Целест замер, слыша гулкий пульс в ушах, громче грохота жестяного ведра по ступеням — да-нет, нет-да. И озадаченно присвистнул, когда первыми у входа появились Главы Магнитов.
Рони, сложивший руки в молитвенном жесте — казалось, он вовсе отключился от реальности, и сбоем в дешифраторской программе повторял только — "все будет хорошо", — вскинул бесцветные ресницы и въерошил отросшую белесую челку.
Но Целест не спросил — "почему они?" Винсент держал за руку Вербену. Декстра вышагивала рядом на манер конвоира.
— Что вы… Почему…
— Иди, — Винсент подтолкнул Вербену, и та сорвалась с места. Вблизи Целест рассмотрел, что волосы ее потускнели, а и без того тонкая фигура сделалась полупрозрачной; болезненно и хрупко выпирали кости, смуглая кожа посерела и губы потрескались. Вербена напоминала оживленного мертвеца, правда, у зомби не бывает заплаканных глаз.
— Целест, — она обняла его за шею. — Прости… это все я… Я виновата…
А он не мог ни ответить, ни обнять в ответ. Только зарылся носом в волосы, потом поцеловал мочку уха, обтянутую кожей скулу и уголок обветренного рта. Вербена плакала, но беззвучно и бесслезно.
— Что они с тобой делали?
— Ничего, Целест. Но с *тобой*… - она прижалась теснее. — Я слышала, там, за дверью. Меня не пускали раньше, потому что… не знаю, почему. Сказали — можно проститься, а еще…
Голос сорвался на гортанный всхлип.
— Прости. Все из-за меня. Если бы я не поехала тогда с Тао… он обещал, что привезет к тебе, а вместо…
"Вот оно что. Обманули нас обоих", — но теперь это не имело значения. Целесту хотелось обвить и успокаивать Вербену, а оставалось лишь по-собачьи лизать сухую горячую кожу — горько-соленую на щеках.
— Все будет хорошо, — повторил он вслед за Рони, подумав об эстафете. Ложь — от одного к другому, ложь во зло и ложь во благо. — Печать — это… ну, не казнь насмерть ведь. Ну попортят физиономию, ерунда…
Лучше б молчал. Вербена вцепилась крепче, ее била крупная дрожь.
— Ну все, хватит, — Декстра рванула девушку.
— Не трогайте его! Или… меня! Меня тоже казните! Я виновата!
Декстра скривилась. Оттащила Вербену, не замечая истерики, швырнула Винсенту.
— Уведи ее.
— Нет! Я имею право остаться… я слышала. Владыка, — Глава мистиков не успел остановить ее, Вербена преодолела расстояние до Кассиуса двумя скачками, алебарда одного из стражей оцарапала локоть, но не задержала ее. В конце концов, она была танцовщицей, быстрой и грациозной. — Умоляю вас… позволить мне остаться.
— Будет кровь и крики. Я даже мистикам рекомендую покинуть зал, — вместо Кассиуса — тот был занят с Элоизой, которая по-прежнему протестовала, ответил Винсент.
— Пусть, — Вербена закусила нижнюю губу. — Я остаюсь.
Кассиус вяло отмахнулся — пускай.
— Тогда… — Винсент грузно развернулся всем телом, и по его неозвученной команде повсюду вымирали, будто скованные морозом, пересуды и выкрики; Элоиза опустилась на место, точно сломалась пополам, закрыла ладонями лицо. По запястьям черными потеками ползла размазанная косметика. А Вербена сжала кулаки и неотрывно уставилась вперед — туда, где сидел Целест и прикованный к нему Рони и стояла Декстра. — С дозволения Владыки… Начнем.
У Рони оставалось секунд пять.
Хорошо, что он уже "коннектился", хорошо, что Целест не сопротивлялся — в отличие от большинства людей и Магнитов, и все-таки у каждого — защита от полного слияния, рефлекс на уровне подкорки, подобный зрачковому или мышечному.
У Рони — секунда или две.
Потом — поздно; Целест не выдержит Печати один.
Но вдвоем можно… попробовать.
"Печать — не смертный приговор", и он нырнул в чужое сознание. Оттолкнуло — будто на батуте; Рони почему-то явился образ пружинистого желе.