Медведева Ирина Яковлевна
Шрифт:
Этот фильм был ярким, но отнюдь не единичным примером разжигания межпоколенной розни. Как по милицейскому свистку вдруг принялись плодиться рок-ансамбли и прочие «неформалы», которым подозрительно легко строгая советская власть давала угнездиться в подвалах, клубах, чуть ли не в райкомах партии. И все они доверчиво повторяли за хитрыми «политтехнологами» (хотя на излете СССР это слово было еще не в ходу), что их затирают, что у молодежи нет будущего, что проклятые геронтократы заняли все места и никогда их не освободят.
Тема геронтократов вообще пришлась по сердцу многим нашим согражданам, не только «неформалам». Вся страна потешалась над членами Политбюро. Недостатки их правления как-то очень ловко и умело были сцеплены в средствах массовой информации со старостью. Выходило, что все дурное и даже преступное случилось в нашей стране не потому, что на безбожии и крови не построишь ничего путного, а потому что на руководящих постах окопались старики. Такой перевод стрелки на людей преклонного возраста как на главный источник зла помог не только рок-певцам, но и младшим научным сотрудникам выбиться в люди. Недаром перестройку в народе метко окрестили «революцией мэ-нэ-эсов». Распаленные завистью и эгоизмом молодые начала 90–х настолько потеряли голову, что не смогли сделать элементарный перенос, не подумали, в какой ситуации окажутся они сами через 10–15 лет. Теперь они с негодованием говорят о возрастном цензе при приеме на работу и о наглой молодежи, которая только и думает, как подсидеть «знающего, опытного сотрудника».
Все же это, наверное, было каким-то массовым умопомрачением, если не беснованием, — то, что творилось в начале 90–х… Только помрачением рассудка можно объяснить такую мерзость, такой позор, как избиение молодыми милиционерами стариков — ветеранов, вышедших на демонстрацию 23 февраля 1992 г. Ну, эти, предположим, могли еще оправдывать свое скотство тем, что получили приказ. Но ведь и без всякого приказа тогдашняя молодежь не стеснялась упрекать старых фронтовиков в том, что они… выиграли войну! «Победили бы немцы, так была бы нормальная цивилизованная жизнь, — бесстыдно заявляли они. — И пиво было бы классное, и сосиски качественные, а не как наши — из туалетной бумаги!»
Итак, на примере двух исторических переломов в России — начала и конца ХХ века — мы с вами видим, что межпоколенный конфликт есть признак не вообще нового, а революционного времени.
Наверно, кому-то из читателей снова захочется возразить: дескать, перестройка (а на самом деле, конечно, революция, хотя вовсе не бархатная, судя по количеству жертв!), давно закончилась. Почему же сейчас чуть ли не дошкольник норовит обвинить родителей в том, что они его не понимают и недооценивают (претензия, еще недавно характерная для подросткового возраста). Ну, а уж многие подростки вообще считают, что в современном мире «все другое», что все старое — это «отстой» и предки отстали навсегда. Словом, молодежь продолжают науськивать на старших. Ну, и причем тут революция?
Погодите, прополка не окончена! Еще один маленький лопушок.
Лопух 3–й: революция тут ни причем, тем паче, что она давно завершилась
Совершенно верно, юное поколение продолжают восстанавливать против взрослых. Иногда прямо диву даешься: откуда ребенок это взял? Ведь он телевизор не смотрит, подростковых журналов не читает (хотя кто это может проверить?). А говорит как по-писаному, готовыми клише: и о конфликте поколений, и о правах ребенка, и о новые ценностях. Воздух, что ли, этим пропитан?
Воздух не воздух, а среда, в которой обитают современные дети, конечно, пропитана духом протеста против старших. Ну, хорошо. Ваш сын не смотрит телевизор. А другие-то смотрят! И читают. И слушают. Да сейчас даже школьные учебники провоцируют подростковый бунт! Открываешь учебник граждановедения — и видишь карикатуру: мегера — мать пытается отлупить сына. А в конце параграфа вопрос: нарушает ли права ребенка наказание ремнем? Объяснят школьнику и какие он имеет права на жилплощадь, на семейное имущество и, конечно, на информацию. (В последней сейчас недостатка не наблюдается, особенно по части того, чем стоит заняться, «когда родителей нет дома» — так называлась одна из рубрик злополучного журнала «Cool».)
Да что граждановедение! В самом обыкновенном учебнике английского языка для массовых школ (8–й класс, авторы Э.Ш.Перегудова, О.В.Черных, издательство «Просвещение», М., 2003 г.) легко обнаруживаются такие, например, «полезные» упражнения. Детей спрашивают: «Что говорят твои родители, когда ты их огорчаешь?» Затем предлагают несколько готовых выражений:
— You need a short sharp lesson! (Нужно хорошенько тебя проучить!)
— I won’t stand any nonsense! (Не хочу слушать твою ахинею!)
— I’m saying that’s final! (Я сказала — и все!)
— I’ve had enough of you and your friends! (Мне осточертел ты и твои друзья!)
— Shut up! (Заткнись!)
Потом снова спрашивают: «Когда твои родители выражаются таким образом?»
Спросим и мы: как вы думаете, способствуют такие языковые тренинги укреплению детско-родительских связей?
Да, в детях не перестали сеять неприязнь к родителям. Это правильное наблюдение. Ошибка в другом. Революция не закончилась. Она продолжается, потому что сокрушение социалистического государства было отнюдь не конечной, а лишь промежуточной ее целью. В перестройку важно было дискредитировать стариков — приверженцев социалистических ценностей, этаких «Нин Андреевых». Сейчас кампания по дискредитации распространилась на всех взрослых. В том числе и на достаточно молодых преуспевающих родителей, которых никак не заподозришь в симпатиях к социализму. Напротив, они вполне лояльны к новой жизни. В чем же дело? — Да в том, что большинство взрослых, независимо от политических убеждений, являются носителями семейного уклада. А семья невыгодна идеологам и воротилам общества потребления. Семья — это общий котел, общий дом, общая машина, общая дача, множество общих предметов. Гораздо выгоднее иметь дело с одиночками — больше можно продать кастрюль и телевизоров.