Шрифт:
Разлука
Лирическая поэма
I
В дорожном платье, у порога Ты экипаж безмолвно ждешь. Меж черных кружев блещет строго Твоя рубиновая брошь. И в ту минуту, как выносит Лакей твой плед и чемодан, Моя душа участья просит, И ноет, и горит от ран. Я – под наплывом едкой муки – Хочу к губам своим прижать Твои безжалостные руки, И нежить их, и целовать. Но вот зацокали копыта И разом смолкли у крыльца, И скорбь струею ядовитой Влилась в усталые сердца. Мы промолчим и не покажем, Что мы готовы все забыть, И буду я за экипажем Без слов, в отчаяньи следить. Когда же он в пространство канет, Исчезнет в бездне голубой, Тогда мне сразу ясно станет, Что все потеряно с тобой. И все ж я думаю, что снова Ко мне вернешься ты, придешь, Чтобы сплетать рукой суровой Любовь и ревность, страсть и ложь. И так печально это знанье, И так обида в нас тяжка, Что не слетает: «До свиданья!» У нас обоих с языка. «Прощай!» – «Прощай!» – Ретив и дружен, Рванулся с места четверик, И понял я, как был не нужен, И ослепителен, и дик Последний месяц жизни нашей, И твой отъезд, и наш разрыв, И как за этой скорбной чашей Я был минутами счастлив! И я молю свое былое, Чтобы оно вернулось вновь, – Такое горькое и злое, Такое яркое, как кровь! II
Живу один… Не сплю ночами, А по утрам невкусен чай, И равнодушными глазами Смотрю, как умирает май, Как вянут пышные сирени, Как сохнет лист в пыли сухой И как балконные ступени Сильнее накаляет зной. В руках шуршат листы журнала, Но мысль от книги далека, И в мозг тупое, злое жало Вонзает медленно тоска. Я помню губы ледяные, И холод матового лба, И звуки голоса грудные, В которых слышалась судьба. Я помню запах твой любимый И помню я, как шелк шуршал, Когда я, нежностью палимый, Твои колени целовал. В любви моей таилась мука, Как в черной пропасти змея; В глаза мне глянула разлука, Но все сильнее мучусь я. Спустивши шторы, в кабинете Пишу письмо я за письмом, Но не мечтаю об ответе В конверте серо-голубом. Потом написанное рву я И, чтоб рассеять грусть и злость, Иду из дому, негодуя. Со свистом режет воздух трость. Между зелеными хлебами Иду, взметая пыль ногой, Гляжу печальными глазами На мир весенне-молодой. А солнце свет жемчужный сеет На плодоносные поля, И улыбается, и млеет Под лаской солнечной земля. Вот здесь, заброшенным проселком Она проехала в тот день… И тонкий стан, обвитый шелком, На зеленях оставил тень. III
Как блеск тургеневской страницы, Блаженством землю напоив, Минуло лето. В стаи птицы Сбираются над ширью нив. На ветке плод тяжелый виснет И листья золотом горят, Порою дождик тихий прыснет, Но громы с молниями спят. В тоске заламываю руки, Когда приходят вечера, И мучат маятника звуки Меня до самого утра. Напрасно я глаза смыкаю, Напрасно я хочу заснуть: Я лишь живее вспоминаю Лицо и пламенную грудь. Вот здесь, пред зеркалом громадным, Она была без покрывал, И я лобзаньем безотрадным Ей грудь и плечи покрывал. И помнит плюш кушетки синей Всю дерзость наших страстных поз, Движенья тел, излом их линий И аромат ее волос. Хранит ковер ревниво тайны, И видел мертвый тигр не раз, Как были здесь необычайны Зрачки влюбленных в похоть глаз. Я здесь отдался злому плену Жестокой девственной руки: И выросли любви на смену В душе моей цветы тоски. Разврат светильник негасимый Над нашей ложницей зажег, И я в тоске неугасимой, Как раб, страдал у белых ног. И сердце бедное стучало, Просило счастия хоть раз, Но только ненависть пылала На дне твоих холодных глаз. Теперь – один. Глаза смыкаю, Но до рассвета не заснуть, – И все живее вспоминаю Лицо и пламенную грудь. IV
Порхает снег, и солнце рдяно, И воды рек пленил мороз. Поля над саваном тумана, На стеклах стебли белых роз. Они цвету, не пламенея, Безароматны и чисты, И солнце зимнее, не грея, Златит их мертвые листы. Стучится в окна ветер шалый, Метель рыдает по ночам – И одинокий, и усталый, Я внемлю вьюжным голосам. Душа во мне оледенела И стала мертвенной, как снег, И не желает больше тело Ни женских ласк, ни сладких нег. Покрыв себя печальной схимой, Я перестал друзьям писать И одинокий, нелюдимый, Решил в деревне зимовать. Настанут сумерки; в камине Дрова пылают и трещат, И льет луна на белый иней Своей любви холодный яд. Мне лунный свет напоминает Своей неверностью о ней, Он так же вкрадчиво влюбляет, Он так же снега холодней. Он рассыпает ласки тучам И поцелуями язвит Того, кто болью тайной мучим, Кого бессонница томит. Лучи луны полны сознанья, Им сладко нежить и терзать И о былом воспоминанья Со дна души приподнимать. И нынче луч сребристый света Пробился в прорезь темных штор И на черты ее портрета Усмешку светлую простер. Он – словно легкий эльф, – резвился, Но разом сделался тяжел И, весь дрожа, остановился, Упав на револьверный ствол!.. 21-23 февраля 1911, Кишкинка V СЛАВОСЛОВИЯ
И всем богам я посвящаю стих.
Валерий Брюсов
Свет целования
Чрево Твое я блаженно целую, Белые бедра Твои охватя, Тайну вселенной у ног Твоих чую, – Чую, как дышит во чреве Дитя. Сильного духом родишь Ты, – Святая, Светел и чуден Твой ангельский лик… В жутком восторге, дрожа, замирая, Чистым лобзаньем к Тебе я приник… 26 декабря 1905 Москва У Черного Срыва… Во имя свободы вечной
Многих я душил веревкой На рассвете, в чуткий час: Многих я рукою ловкой От забот житейских спас. Это вздор, что я был нанят И прельстился серебром! Краски крови всех нас манят, Всех палят своим огнем. Я не стал трусливой ложью Голос духа осквернять, Прославляя волю Божью, Палачом решил я стать. Утром свежим и росистым, Как ребенок, сердцем прост, Я – горя желаньем чистым, Поднимаюсь на помост. Там с нахлынувшею силой Я – Свободы Вечной друг – Прочь от плоти тленной, хилой Отделяю вольный дух. И когда обнимет шею Ожерелье из пеньки, Я вздыхаю и немею От блаженства и тоски! 1907-1911 БУШЬЯНКТА
сонет
В душе моей Ормузд и Ариман Побеждены Бушьянктою-даэвом. Смотрю на мир сквозь призрачный туман, Забыв про жизнь с ее грозой и гневом. Я сонной тишиной навеки пьян, Заворожен я ласковым напевом. Мне сладко быть гробницею посевам И не рождать питающих семян. Мне хорошо лежать в объятьях лени: Любовь, печаль и ужас – словно тени, – На миг один к душе мой прильнут. И улетят, не пробудив волненья… Один Бушьянкта неизменно тут И – бог видений, – он лишь не виденье! Ноябрь 1907 Морена
Темноокая Морена, Я зову тебя. Явись! Уведи меня из плена И к душе моей печальной Поцелуем прикоснись. Влагой вечною, кристальной Из грудей своих напой, Плащаницей погребальной, Белоснежною, нетленной, Тело тихо мне укрой. Полон боли, нищий пленный, Все изжив и разлюбив, Я зову тебя, Морена… Я зову тебя, Морена, Как жених, нетерпелив! Январь 1908