Шрифт:
— Спасибо, что ты спас ее. — Он кивнул Барнеллу и направился к Кэтрин Фортескью.
— Миледи, — обратился он к ней, наблюдая за тем, как женщина пыталась выпрямиться и сделать ему реверанс. — Не надо! Дария, твоя мать плохо себя чувствует. Отведи ее в свою комнату — она должна отдохнуть.
Помогая матери лечь в постель, Дария увидела, что все тело у нее в синяках. Она на мгновение закрыла глаза, жалея, что не может в эту секунду убить дядю. Она послала служанку к Элис, и та скоро вернулась со сладким вином и травами. Дария сидела с матерью, пока та не уснула. Она смотрела, как разглаживаются морщины на ее лице, потом отвела прядь рыжих волос, еще не тронутых сединой, и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ей следовало попросить Роланда привезти мать, но она не подумала о ней, занятая собой, будущим ребенком и упреками Роланда. Она была черствой, непростительно черствой. Прошло много времени, пока она поднялась, расправила платье и позвала Гвин, убиравшую комнату сэра Томаса. Дария попросила ее посидеть с матерью.
— Какая красивая леди, — прошептала девушка. — Я позабочусь о ней.
"И почему я ненавидела Гвин?» — подумала Дария, спускаясь по каменным ступеням.
Дария тихонько стояла в большом зале и смотрела, как слуги вносят сундук за сундуком. Сэр Томас, Роберт Барнелл и Роланд открывали сундуки, обсуждали их содержимое и, улыбаясь, попивали эль. Затем появились кожаные сумки с монетами, и она наблюдала за тем, как Роланд торжественно передал пересчитанные деньги сэру Томасу. Мужчины обнялись. Дария все еще не шелохнулась.
Роланд приказал своим людям отнести два сундука в его спальню. Собственно, это была их спальня, но в исключительных случаях он считал ее своей — Дария хорошо поняла это за две недели своего пребывания в замке. Время пролетело быстро, поскольку ей в Тиспен-Ладоке надо было посетить так много новых мест, познакомиться со столькими людьми, что она не замечала, как один день сменял другой. И она до сих пор еще не взяла в свои руки бразды правления, подумала Дария, следя за тем, чтобы Барнеллу и людям короля подали достаточное количество эля и сладких булочек.
Наконец она села, но продолжала хранить молчание. Это были ее вещи, ее деньги, но никто даже не заметил ее присутствия.
— Чудесные булочки, — облизнулся Барнелл, откидываясь в своем кресле и глубоко вздыхая.
— Не вздумай сказать это моей кухарке, — произнес Роланд и засмеялся. — Ты не соблазнишь ее покинуть меня, хоть ты и слуга Господень.
— Но король, Роланд, язык проглотит…
— Он станет толстым, как бочка, будет рыгать в лицо важным иностранным гостям, разлюбит королеву, потому что будет постоянно занят едой, и в одночасье умрет от обжорства. Англия не может позволить себе такую потерю, сэр. И во всем будешь виноват ты.
Дария засмеялась: это был тот самый Роланд, которого она знала в Уэльсе.
— В любом случае, сэр, — вмешалась она, — Элис никуда отсюда не уйдет. Видите ли, ее связывают с замком крепкие узы, ее волшебство действует только на этой земле, и если она покинет ее, то утратит все свои знания и способности.
— Понимаю, — протянул Барнелл, нахмурившись.
Роланд бросил на жену удивленный взгляд, и она ответила ему тем же.
— Наградил же Бог тебя языком, жена! — заметил он позднее, когда сэр Томас разговаривал с Барнеллом. — Бедный Барнелл.
— Возможно, Роланд, но ты куда остроумнее. Я уже отвыкла от твоих шуток.
— Сейчас нам не до смеха, не находишь?
— Наверное, но я скучаю по смеху. Скучаю больше, чем в Уэльсе с его бесконечными дождями.
Он нежно сжал ее лицо своими ладонями, приподнял подбородок и поцеловал в губы. Приятное тепло разлилось по ее телу. Немного погодя он отпустил ее и спросил:
— Как твоя матушка?
— Элис приготовила для нее настой из трав. Сейчас ее сон охраняет Гвин. Она позовет меня, когда мама проснется.
Роланд пригубил кубок с элем и проговорил, не поднимая глаз:
— Извини, Дария, что я не догадался пригласить леди Фортескью.
Она протестующе покачала головой.
— Это моя вина. Мне следовало знать, что дядя Дэймон способен на…
— Твоя мать — красивая женщина. Вы с ней похожи, только волосы у тебя не такие рыжие.
Дария вспомнила синяки на теле матери и громко зарыдала.
Мужчины повернулись и уставились на Дарию. Разговор прекратился. Роланд махнул им рукой и обратился к жене:
— Не вини себя. Я тоже мог бы о ней позаботиться. Прошу, не плачь, не то Барнелл скажет королю, что я избил тебя у всех на глазах, и Эдуард признает наш брак недействительным и отберет у меня все твое приданое. Сэр Томас выгонит меня из моего нового дома, и мне опять придется странствовать по свету. А мне так надоели эти скитания!
Его голос был веселым и дразнящим. Она прыснула со смеху и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Извини. Я стала очень слезливой.
— Это из-за ребенка, — заметил он, не глядя на нее.
