Андрей прошел в гостиную без приглашения, оглянулся:

— Да-а-а, а здесь ничего не изменилось…

Марина по-прежнему спокойно, словно ее абсолютно ничего не волновало, подтвердила:

— Да, здесь все по-старому: старая мебель, старый телевизор, даже обои на стенах все те же.

— И все та же девочка-хозяйка, — с улыбкой продолжил Андрей логический ряд.

— Нет, девочки-хозяйки в этом доме больше нет, — тоже с улыбкой возразила Марина. — И это, пожалуй, единственное, что изменилось здесь за последние годы.

Потураев подошел к ней, взял за плечи, но не притянул к себе, а лишь пристально вгляделся в ее глаза — мелькнет ли там отголосок былой любви, отблеск хоть какого-нибудь чувства, — но нет, пока лишь лукавая усмешка светилась в них. Спросил:

— И куда же подевалась та замечательная девочка-хозяйка?

— Выросла. — Марина сбросила его руки и отошла на несколько шагов. — Она просто выросла.

— Значит, она по-прежнему здесь? Хоть и подросшая, но все-таки здесь?

— Нет, она осталась в прошлом. А ее место в этом доме заняла другая: не подросшая, как ты говоришь, девочка, а взрослая, опытная женщина. И она мне нравится куда больше, чем та глупая девчонка.

— Ну, почему же глупая? Она была так очаровательная в своей искренности.

— Называй вещи своими именами: не в искренности, а в несусветной своей глупости и чудовищной наивности. Впрочем, закрыли тему — она давно уже неактуальна. Чай, кофе?

Андрей не сразу отреагировал на вопрос. Казалось, он и сам словно бы застрял в прошлом, вызывая в памяти ту наивную девчонку.

— Чай. В такую погоду чай хорош необыкновенно.

— Чай так чай. Идем на кухню — я не собираюсь устраивать тебе чаепитие в гостиной.

— Что так? — усмехнулся Андрей. — Рылом не вышел?

— Да нет, с рылом все в порядке, не переживай. В неудачное время попал. Я в цейтноте.

— Цигель-цигель, ай-лю-лю? — несвежо пошутил Андрей.

— Приблизительно, — прохладно, но не враждебно ответила Марина. — Сам знаешь — сессия и все такое прочее…

— Ну сказочка про сессию хороша для дяди Васи. Ведь на самом деле…

— А на самом деле сюда скоро придет человек, который не сравнивает этот дом с прошлым, который знает его только в настоящем.

— А, вот как? И еще он, видимо, не ищет здесь ту очаровательную маленькую хозяйку, которую тщетно пытаюсь разыскать я?

— О да! Ему вполне по нраву молодая, но опытная женщина, которая устраивает ему здесь более чем теплые приемы, когда в доме нет ее родителей. Так как, все еще хочешь чаю?

— Пожалуй, нет, — после небольшой паузы ответил Потураев. — Что-то подсказывает мне, что мне здесь не рады.

— Ну что ты, очень рады, очень! Просто со временем проблемы, — с почти искренней улыбкой парировала хозяйка.

— Ну тогда я зайду в следующий раз, когда у вас со временем будет получше? — утвердительно спросил Андрей.

— Конечно! Непременно! Годика через четыре, как только совершенно случайно окажетесь в наших широтах, непременно заходите в гости. Буду чрезвычайно рада! Если со временем проблем не возникнет…

Потураев не ответил, только глянул на Марину полным упрека взглядом и направился к входной двери. Уже открыл ее, уже перешагнул через порог, когда Марина спросила:

— Забыла поинтересоваться — кто тебе сообщил, что часовую мастерскую непременно нужно искать у входа в университет?

— Сорока на хвосте принесла.

— Ах сорока! Ну да, ну да. Как же я сама не догадалась. И зовут ту сороку, видимо, Лариса? И хвост свой она притащила не к тебе, а к некоему Клименторовичу, не так ли?

— Так ли, не так ли — какая разница?

— А и правда — какая разница? Будь здоров, Андрюша. С наступающим.

— Да уж, — буркнул Потураев и начал спускаться по ступенькам. За спиной услышал лишь звук захлопнувшейся двери.

Марина не плакала. Сил не было — оказывается, для слез нужны силы. А ее так вымотал этот беспредметный разговор, ведь буквально ежесекундно нужно было следить за выражением лица и глаз, строжайшим образом фильтруя чувства — что можно пропустить, а что категорическим образом не должно прорваться наружу. И так трудно было сдерживать их, да при этом еще пытаться не потерять нить беседы, еще и более-менее впопад отвечать. Безумно хотелось плакать — но сил не было…

Естественно, Марина никого не ждала. Антон наслаждался ласковыми волнами Индийского океана и уж наверняка очаровательных тайских массажисток. Родители дышали Парижем, прогуливаясь по Елисейским Полям. И только она как проклятая — одна, в морозном бетонном городе, во вновь тоскливо осиротевшей без Андрея квартире. Одна, одна, одна…

А может, не стоило так тщательно следить за сокрытием истинных своих чувств? Быть может, стоило дать ему понять, как безумно она рада его видеть, что так хочет прижаться к нему, как раньше. Что скончавшаяся было после тяжелой продолжительной болезни надежда воскресла, приподнялась из гроба и машет слабой пока еще рукою едва заметно: эй, ребята, я живая, я здесь!