Несмотря на то, что сын стоял перед нею собственной персоной, Ираида Селиверстовна продолжала вопить:

— Витя, Витюша!!! Сюда, скорей сюда!

Долго Тореадоровичу пришлось трясти ее за плечи, дабы старушка наконец прекратила орать. Впрочем, Марина не стала дожидаться, пока Ираида Селиверстовна передаст сыну содержание 'задушевной беседы' с невесткой, да еще непременно приукрасит, вывернет ее слова наизнанку. Сама рассказала:

— Не волнуйся, Каламухин, это скоро пройдет. Это называется шок. Шок от правды. От горькой правды. Просто я раз в жизни позволила себе сказать все, что думаю о тебе и о твоей маразматической мамаше. Полностью повторять не буду, дословно не помню. Остановлюсь лишь на основных тезисах своей торжественной речи. Каламухин, ты зануда и эгоист, больше того, ты редкий придурок. А придурок и эгоист ты из-за того, что таким тебя сделала сумасшедшая мамаша, которой категорически нельзя было иметь детей. Все, подробности узнаешь у драгоценной мамульки. Аришенька, детка, собирайся, мы уезжаем.

Аришка, перепугано прижавшаяся к дверному косяку, спросила:

— Мы едем к бабушке, да?

Марина торжественно объявила:

— Нет, детка, мы едем домой. Мы отбыли свое заключение под стражей. Мы сами себя выпустили на свободу. Мы едем домой!!! Одевайся, родная моя, завтракать будем дома, на свободе!

Вот так, в один момент, неожиданно для самой себя Марина снова стала свободной женщиной. Как раз тогда, когда уже и не надеялась, когда мобилизовала все свои силы для того, чтобы еще раз попытаться наладить семейную жизнь с Каламухиным.

Однако утренние встречи и выяснение отношений на этом не закончились — у входа в супермаркет ее терпеливо поджидал Антон:

— Марина! Ну наконец-то, я уже весь испереживался! Мы же договаривались на одиннадцать в прошлую субботу, я полдня ждал, потом еще полдня звонил…

— Здравствуй, Антоша, — устало поздоровалась Марина. — Просто я посчитала, что в нашей встрече нет ни малейшей необходимости, была уверена, что ты и так все понял.

— И что я должен был понять?

— Что мой ответ: 'Нет'.

На лице Антона заиграли желваки:

— Вот прямо так категорично?

Марина кивнула:

— Да, категорично.

— Позвольте спросить — чем же не угодил на сей раз?

Антон произнес это с некоторым ехидством, и Марина поняла, что без подробного 'разбора полетов' обойтись не удастся. Вытащила из кармана купюру, протянула ребенку:

— Аришенька, пойди в киоск, выбери себе мороженое. Только смотри — с моих глаз ни шагу. Договорились?

Аришка радостно ухватила денежку, крепко сжала ее в крошечном своем кулачке:

— Договорились, мамуля! — и вприпрыжку поскакала к киоску в пятнадцати метрах от магазина, где вилась небольшая очередь к окошку за вожделенной прохладой.

Марина с вызовом посмотрела на Антона:

— Я что, должна объяснять свой ответ? Сам не понимаешь?

Антон невесело усмехнулся:

— Понимаю. Вернее, догадываюсь, что на твой ответ повлияла незапланированная встреча с моей женой. Ну и что? Я разве скрывал, что женат? Ты, между прочим, тоже замужем. Это ровным счетом ничего не меняет!

— Да, Антоша, ты не скрывал о женитьбе, — согласилась Марина. — Вот только забыл упомянуть о том, что буквально со дня на день станешь отцом. А так… можно сказать, что ты от меня действительно ничего не скрывал.

Антон тяжко вздохнул:

— Да, я не сказал, что она беременна. Потому что знал, что в этом случае ты ответишь: 'Нет'. И оказался прав. А я хотел услышать твой истинный ответ, понимаешь? Да, с моей стороны подло бросать ее сейчас, в таком положении, но это все равно рано или поздно произойдет. Я женился на ней сугубо по нужде, как порядочный человек. Я никогда ее не любил, а потому жить с ней все равно не буду, не смогу. Я женился для того, чтобы она родила законного ребенка, который имел бы отца. Она так плакала, так боялась рожать без мужа… Ну не мог я ей отказать! Думал, стерпится — слюбится, а оно не получается, понимаешь? Может, и получилось бы чего, но вот встретил тебя, и белый свет не мил! Я хочу жить с тобой, а не с ней! Понимаешь? С тобой!

Марина молчала и смотрела не на собеседника, а на Аришку, нетерпеливо подпрыгивающую от возбуждении в медленно продвигающейся очереди. Потом перевела взгляд на Антона:

— Ты ей сейчас нужнее, Антоша. Нельзя бросать женщину в таком уязвимом положении. Понимаешь, просто нельзя, и все, без каких-либо объяснений. Это в сто, в тысячу раз более подло, чем бросить небеременную жену. Она сейчас никак не может быть одна, ей нельзя быть одной, понимаешь? И не только до родов, но и после. Я знаю, как это больно, я прошла этот путь. Этот период и двоим нелегко дается, а одной, да еще и брошенной… Мы с тобой просто не имеем на это морального права, понимаешь? И поэтому я говорю: 'Нет'.

Антон согласно кивнул:

— Да, конечно, ей будет очень тяжело, не собираюсь спорить. Но вряд ли ей будет тяжелее, чем тебе в свое время. И ничего — ты ведь справилась. И она справится. Тем более я не собираюсь оставлять ее без помощи. В материальном плане она не будет иметь проблем. Я, конечно, не Рокфеллер и осыпать ее миллионами не могу, но все необходимое у нее будет. Кроме того, я найму для ребенка сиделку, или няню, как там она называется. Она ни в чем не будет нуждаться, уверяю тебя! И в то же время это совершенно не отразится на тебе, вернее, на вас с Аришкой — вы тоже будете иметь все необходимое, и даже больше!