Настроение не стало лучше, когда после часа бесплодных попыток разжечь под дождём огонь Тенсинг уведомил меня, что сегодня мы останемся без риса. Последний раз я ел в пять часов утра, целый день мы шли без остановки. Вообще с тех пор, как в Вангдупотранге мне перепала пара яиц, я не ел ничего, кроме риса, посыпанного горчичным порошком фирмы «Колман»; исключение составили несколько размокших лепёшек из маниоковой муки…

Я буквально падал от усталости, не было сил даже злиться на судьбу. Под ложечкой сосало от голода. Было уже десять вечера, когда Тенсинг, одолжив у Вангду немного огня, подал мне рис, политый смесью пальмового масла и карри.

— Завтра будем пить чай, — сказал повар, чтобы как-то ободрить меня.

— А почему не сегодня? — спросил я, давясь рисом.

— Сегодня очень тяжело.

И вправду, он устал не меньше моего. Ведь я какое-то время даже трясся на муле. Ничего не поделаешь, Гималаи легко не даются.

Я вдруг вспомнил, что экипажи каравелл Христофора Колумба ели в темноте, чтобы не видеть в тарелках личинок мясных мух. Возможно, мне пригодится их опыт… Тогда я не знал, что подлинные трудности ещё впереди и перевал Пелела будет вспоминаться как райское место.

Мы сидели с Тенсингом, прижавшись друг к дружке и лязгая зубами от холода. Я опять забыл взять чайник! Перед каждой экспедицией я клялся себе, что возьму этот ценнейший прибор, но всякий раз с удивлением обнаруживал, что его нет среди уложенных мною вещей.

Десять лет — достаточный срок для того, чтобы подготовиться к бутанской экспедиции, но я оказался на мели. Не взято ничего из того, что так помогает переносить тяготы пути, — ни сухофруктов, ни фляжки с коньяком, ни других продуктов. А ведь фабриканты охотно расфасовывают и выдают — бесплатно! — изделия, заранее облизываясь при мысли, что их кекс с изюмом будут есть у истоков Амазонки или сосать их леденцы в джунглях Новой Гвинеи. Невиданная реклама!

Но не лежит у меня сердце к подобным сборам. Даже мои прошлые экспедиции оснащались не традиционным способом; они выглядели смехотворно в сравнении с 900 носильщиками американской экспедиции на Эверест $ 600 шерпами англичан. Что-то всегда удерживало меня от излишеств снаряжения; было предчувствие, что каждая вещь и каждая банка консервов помешают достичь подлинной цели походов — узнать жизнь «туземцев» (не люблю этого слова, но употреблю его для наглядности).

Однако в этот вечер, вымокший, дрожащий от холода, голодный, я с тоской смотрел, как в нескольких метрах «туземцы» сидели у огня, с аппетитом поедая сыр, цзампу и гречневые блины внушительных размеров. Голод — прекрасное подспорье для воображения, и я стал развлекаться, придумывая себе фантастические меню: омары, фаршированные икрой и обложенные осетриной горячего копчения.

«Нет, нет, — перебил внутренний голос, — лучше бифштекс толщиной четыре сантиметра. А почему только четыре? Незачем жадничать. Пять, шесть… ещё толще? Хватит, а то трудно будет резать». Я даже услышал лёгонький шум, с которым ложка отрывает золотистую корочку суфле.

— Япо шита, япо (очень вкусно, очень), — пробормотал Тенсинг.

— О чём ты? — встрепенулся я.

Ага, рот у него набит мясными шнурками.

— Дай мне немного, — заклянчил я.

Подавив в себе гордость, делаю глубокий вдох и засовываю в рот два шнурка… Ничего, даже жуётся. «Интересно, что это за мясо — як или говядина?» Вопрос остаётся без ответа, потому что мозг мой уже погружается в сон…

Поднялись очень рано; я хотел попасть в Тонгсу ещё до ночи, хотя Вангду и остальные дружно пророчили, что так не получится.

Всё утро спускались вдоль реки — это был тот же поток, что стекал тоненькой струйкой с перевала Пелела. Сейчас она обзавелась уже солидным руслом, забитым круглыми валунами. Сосны вновь уступили место безлюдным джунглям; мы попали в турецкую баню, нас окутал зелёный сумрак. Какая резкая смена климата всего за два-три часа!

В полдень быстро позавтракали рисом с чаем; Вангду принёс ветку вкуснейших красных ягод.

Было ясно, что при такой скорости движения мулов мы не попадём в намеченный срок в Тонгсу. Ужасно не хотелось опаздывать на фестиваль, который, как мне сказали, начнётся завтра. Попробую оставить Тенсинга с Вангду, а сам быстро пойду вперёд. Какие-то опасения оставались: мало ли что может случиться в краю, где не видали иностранцев! Все встреченные мужчины носили на поясе большущие кинжалы, а в Тхимпху меня предупреждали, что у жителей бутанского Востока крутой характер.

Но любопытство возобладало, и я оставил спутников. По предварительным оценкам членов моего каравана, я сумею добраться до ночи в Тонгсу, если пойду в два раза быстрее мулов. С лёгким сердцем я запрыгал по каменистой траве среди джунглей, зорко поглядывая по сторонам. Воображение легко рисовало медведей, следящих за мной из-за кустов.

Довольно скоро я вышел на открытую поляну, дальше к югу расстилалось ущелье; вдалеке виднелись очертания домиков и ухоженных полей. Я свернул влево.

Деревенька начиналась возле источника, выбивавшегося из-под скалы. У встречных крестьян я справился о дороге — направление было верное. Они сказали, что я должен выйти к чортену на краю возделанного участка.

…Три часа спустя показался чортен; за ним склон нырял в зелёную массу джунглей. Ещё через несколько сот метров сквозь деревья далеко-далеко в долине мелькнул белый силуэт дзонга.