Страж согласно кивнул, мол, какие проблемы, и послушно тронул лошадь вперед. Вслед им доносились протяжные детские крики — теперь детвора расселась на нижних ветках и прилежно изображала птичью стаю.

Ситталь оказалась моложавой женщиной, раза эдак в три старше Суны. Эльфы медленно старели, в основном не теряя прежней стати и привлекательности, но их возраст выдавали черные как смоль пряди в волосах — будто в противовес седым людским, и морщинки, разбегавшиеся лучиками от уголков глаз. Целительница возилась с клумбами, беззаботно собирая грязь подолом белоснежного платья свободного покроя. Волосы цвета золота с черными прядями были небрежно заколоты на затылке, выбивавшиеся то тут, то там они падали на шею и плечи.

Возле Целительницы стояли большой кувшин и маленькая кружка. К тому моменту, как всадники поравнялись с первыми деревьями, высаженными рядом с домом, Ситталь утрамбовала в землю последнюю цветочную луковицу (Ржавку Полосатую следовало сажать незадолго до первых заморозков), отряхнула и вытерла лежащим рядом полотенцем руки, и налила себе из кувшина.

Приятный ягодный запах пробежался с ветром до ноздрей Суны, и эльфийка сглотнула слюну. Ягодный настой — сладкий, густой, душистый. Сесть бы сейчас под одним из этих деревьев, вытянуть уставшие от полусогнутого положения ноги, и отдыхать, лениво наблюдая за колышущимися в проеме распахнутого настежь окна белоснежными занавесками.

Целительница заметила всадников, встала с колен и подняла ладонь в приветственном жесте. Мориан вежливо наклонил голову, пряча ладонь в складках плаща.

— Я могу чем-то помочь? — Целительница окинула взглядом замызганные штаны троицы и грязный плащ Суны.

— Да вообще-то, это я должна была бы спрашивать, — пошутила Амарисуна, спешиваясь. Услышав о цели ее визита, Ситталь всплеснула руками и немедля пригласила всех пройти в дом — отдохнуть и перекусить. Страж вежливо отказался, сославшись на необходимость вернуться к службе, и, попрощавшись (прощание с Елайей заключалось в усиленном подмигивании), повернул обратно.

— Мне действительно было очень плохо, — сказала Ситталь, когда все расселись за столом, сделали по глотку ягодного настоя и попробовали свежую выпечку. — И я безмерно благодарна, Суна, что ты проделала такой путь ради меня. Но сегодня утром все прошло как-то само собой. Так что я отпустила всех, кто так ухаживал за мной в эти дни, и отправилась возиться с цветами.

— Ну, а все-таки, что было? — полюбопытствовала Елайя. Амарисуна молча цедила напиток и пристально смотрела на Ситталь.

— Был вечер, я чувствовала себя просто прекрасно… — женщина слегка наморщила лоб, вспоминая. — Вылечила один вывих, дала снадобье от этой жуткой аллергии… да, потом прилетел шэт'та с посланием от моей подруги. Она прислала мне корешок ауры на пробу, я ее еще раньше просила. Говорят, что если его правильно заварить — получается прекрасное расслабляющее средство. Ну, ты, Суна, понимаешь, когда порой целый день исцеляешь чужую боль, очень трудно придти в себя.

Ситталь посмотрела на Амарисуну.

— Да… — казалось, эльфийка прислушивается к чему-то другому.

— Я заварила корешок — еще посетовала, что Парнан сама не принесла мне его, вместе б посидели, и…

— А что, твоя подруга тут живет? — вмешался Мориан.

Елайя дернулась. Манера эльфов обращаться на "ты" ко всем без разбору, иногда лишь добавляя титул, несколько резала ей ухо. Ситталь пожала плечами.

— Да. Иногда на нее нападают приступы лени, и она гоняет вестников почем зря. Так вот, я выпила настой, потом разобралась со своими травами, а потом… не помню. Помню только, что все тело стало ватным, пальцы замерзли. Потом — мгновенная темнота и ощущение, что кто-то… — эльфика замялась, подбирая слова. — Словно кто-то шепчет мне прямо внутрь какие-то слова, что-то требует… и холодно так, страшно… Но я же Целительница, — тут Ситталь улыбнулась. — Меня так просто не взять.

Говорят, тиа Гурималь ко мне заехал, так я, мол, вцепилась в него, и начала что-то говорить, говорить, спрашивать…

А утром сегодня просыпаюсь в прекрасном настроении, такая бодрая, будто отдыхала неделю, — сидят вокруг меня, бледные, не выспавшиеся, у половины слезы градом — не понять, то ли расстроились так, то ли от аллергии этой. Так что, хвала Древним Духам, что бы то ни было, все обошлось.

Ситталь потянулась за кувшином, чтобы подлить всем настоя.

— Бервена, — тихо сказала Суна. Рука Ситталь замерла.

— Что?

Суна покраснела.

— Прости, это я так… просто, подумала.

— В чем дело? — Мориан повернул голову к Амарисуне. — Что подумала?

Девушка подняла на него глаза.

— Слабость в теле, быстрая потеря сознания, мерзнущие пальцы, спутавшееся сознание — это очень похоже на бервену. Кроме того, аура очень похожа на бервену внешне. Трудно отличить, если не присматриваться специально. У них вкус разный, но если не знать, каковы они на вкус каждая по себе, то и не отличить.

— Никогда раньше не пробовала ни того, ни того, — растерялась Ситталь. — То есть, тот корешок ауры был первым, но… При чем тут бервена?

— Что за дрянь такая, объясни, наконец, — не выдержала Елайя.

Амарисуна нервно сплела пальцы рук.

— Бервена — слабый яд. Обладает снотворным эффектом, погружает в состояние, при котором сильно замедляются реакции и способность адекватно реагировать. Снижает способность сопротивляться… чему угодно.

Мориан закрыл глаза и вздохнул.

Ситталь медленно отпила из кружки.