Хотя мне тоже было чем похвастать. Меня распирала гордость. По моей просьбе Маркофьев разрешил больной девочке пожить в его имении на Капри. Сопровождать ребенка поехали мои папа и мама — поскольку Вероника увязла в ремонтных и прокладочных трудах. Но она обещала, как только дачная эпопея завершится, вылететь к дочери. Папа и мама каждый день звонили мне и сообщали новости. По их мнению, целительный итальянский воздух оказывал на хрупкий нуждавшийся в лечении организм целительное воздействие. К девочке приезжали лучшие специалисты Европы. Деньги для оплаты их услуг ссужал Маркофьев. Он мне ни в чем мне не отказывал!

Заехав домой в неурочное время, я застиг привычную картину: над тазом на четвереньках стоял почетный бетономешальщик. Над ним хлопотала Вероника.

— Не водка и не портвейн, — по запаху определил я. — Что же тогда?

— Херес, — ответила Вероника.

На Овцехуеве была моя клетчатая рубашка (с закатанными по локоть рукавами).

Маркофьев наращивал обороты, расширял сферы, интенсифицировал усилия. Однажды он объявил:

— Мы должны съездить поклониться в пояс нашему с тобой институтскому преподавателю, великому ученому… Как там его? Забыл фамилию… Ну, одним словом, профессору кислых щей. Тем более, в ряды моих сторонников должна полновесно влиться научная интеллигенция.

Педагог, читавший нам первые лекции по неорганической химии, как выяснилось, находился в больнице. Это заставило Маркофьева поторопиться.

— Отправимся завтра рано утром. Рано-рано, часов в одиннадцать-двенадцать. Отвезем подарок лечащему врачу. А старичку накупим фруктов и соков, — распорядился мой друг.

Профессор был оповещен о нашем намерении.

Я ждал Маркофьева с девяти. Он не появлялся. У меня были мелкие дела, но отлучаться из дома я боялся: вдруг бы благодарный наставнику ученик явился в этот самый момент и меня не застал? Дозваниваться было бессмысленно: гостиничный номер не отвечал, у свинарочки и Лауры было сплошь занято, в офисе шли ремонтные пертурбации, а мобильник мой друг, видимо, выключил.

В обед позвонил Овцехуев и сказал, чтобы я никуда не уходил: они уже заканчивают пить пиво, после чего Маркофьев сразу же отправляется ко мне.

— Там все равно посетителей пускают с пяти до семи вечера, — сказал он.

Но и в семь Маркофьев не проклюнулся.

Я собирался ложиться спать, когда в дверь позвонили. Это был он, еле державшийся на ногах. Ни слова не говоря и не снимая пальто, он проследовал в комнату и плюхнулся в кресло.

— Еда в доме есть? — не слишком членораздельно, язык его заплетался, спросил он. Я даже не сразу разобрал отдельные слова. Он нетерпеливо, но более внятно повторил:

— Ты что, не нальешь мне тарелку супа?

Я принялся его кормить. По мере того, как насыщался, загульный мой друг делался все более вменяем. Взгляд становился сфокусирован и осмыслен, речи — доступны пониманию.

— Мы должны проведать нашего учителя, — повторял он.

Я кивал, не желая спорить. Ребенку было ясно, что никуда мы уже не поедем. Кто на ночь глядя едет в больницу?

Маркофьев вздремнул, всхрапнул и преобразился. Лихо поднялся на ноги и начал меня торопить. Я пытался его увещевать. Он не принимал возражений.

— Поехали… Сам же говоришь: надо держать слово. Раз обещали — навестим.

Мы вышли на улицу, я сел за руль "мурзика", поскольку служебный автомобиль Маркофьев не помнил, где потерял.

— Хрен его знает, куда-то мы еще заезжали, в какие-то еще рестораны и бары, короче, я забыл, где водитель меня обещал дожидаться… К тебе добирался на такси, — рассказывал он.

Свет в окнах клиники не горел, двери были заперты. Маркофьев принялся барабанить в стекла первого этажа.

— Откройте немедленно! Приехали из администрации президента! — кричал он.

В больничных помещениях началось движение. Стали выглядывать встревоженные и заспанные пациенты.

— Откройте немедленно! Впустите нас! — метал громы и молнии Маркофьев.

В оконном проеме возникла трущая глаза медсестра.

— Больница закрыта. Люди спят, — тихим голосом пыталась угомонить она буяна.

— Не слышишь, мы по поручению президента! — продолжал бушевать мой друг.

— Приезжайте утром…

— Немедленно! — требовал Маркофьев. — Мы должны повидать крупного ученого и передать ему пожелания скорейшего выздоровления от главы нашего государства… Личное послание…