Шрифт:
– У него корона слабо держится на голове. На что отец его был великим воином и мудрым правителем, и то ему частенько приходилось нелегко. Сыновья предали его, и он сам был в этом виноват. Грехов он понаделал множество и ошибок еще больше. Нельзя ссориться с родственниками, а он враждовал с ними и даже с супругой. Вот семейные раздоры и подкосили его. Если бы у него хватило здравого смысла поддерживать хорошие отношения с супругой и сыновьями, то он не кончил бы так печально. Впрочем, они все – один к одному – змееныши. Банда развратников и подлецов, кроме, может быть, Ричарда.
При воспоминании об этом рыцаре выражение лица у Филиппа смягчилось. Так бывало всегда, лишь речь заходила о Ричарде Львиное Сердце.
– Ричард ни разу не солгал, не сфальшивил. Человек двух слов – «да» и «нет» – так мы в шутку его окрестили. Если он сказал «да», то это означало именно «да», и ничто другое, а если «нет», так – «нет». И говорил он прямо со всеми и всегда, без лукавства. Дураком он был порядочным, каких мало, но и храбрее воина еще не рождалось на свет. И, Боже, как же он был красив! Я не встречал мужчину красивее и думаю, что и не встречу. Но все это в прошлом, а сейчас нам приходится иметь дело с его братцем, мерзавцем, недостойным даже лизать сапоги старшего брата. Если б Ричард остался жив! Ему следовало бы жить и править долгие годы! Зачем Господь свершил такую несправедливость и подсунул нам проклятого Джона!
– Ты думаешь, он затеет войну? Осмелится ли он?
– Ему надо защищать свой шаткий трон от Артура, который собрал верных людей, ждущих только приказа выступить. Хьюго де Лузиньян непременно будет рядом с Артуром и поддержит его.
– А ты, Филипп?
– Когда наступит момент, я не останусь в стороне. Ты знаешь, что моя давняя мечта – вернуть Нормандию в лоно Франции, где ей место. Я сделаю Францию такой великой, какой она была при императоре Карле!
Агнесс грустно кивнула.
Он взял ее за руку, улыбнулся. Трепетное пламя свечей освещало их лица.
– Разговор о войне тревожит тебя, любимая, а я не хочу, чтобы ты тревожилась. Забудем о ней и вспомним, что мы счастливы и нам хорошо быть вместе. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы осчастливить тебя и отблагодарить за радость, которую ты мне доставляешь.
Она тут же подумала: «Тебе, но не Франции. Мы радуемся нашему счастью, когда вся Франция в горе».
Агнесс настолько истерзала себя, что, ничего не говоря королю, послала личное письмо Папе Римскому, в котором умоляла Его Святейшество снять церковное отлучение.
«Я люблю своего супруга, – писала она. – И моя любовь к нему – это чистая любовь. Когда я выходила за него замуж, то не знала ничего о церковных канонах. Я верила, что стала супругой Филиппа по закону. Молю Вас, святой отец, снять отлучение и позволить мне остаться рядом с человеком, кого я называю мужем своим».
Иннокентий ответил, что верит в ее личную невиновность и сочувствует ей, но суть в том, что Филипп женат на Ингеборг, и поэтому, пока он живет с Агнесс, отлучение не может быть снято.
Агнесс была в отчаянии. Она вновь написала Папе, напомнив в послании, что у нее двое детей от Филиппа – маленький Филипп и Мария, и если она покинет мужа, то сама признает их незаконными. Так поступить она не в силах. Пусть лучше она скончается без отпущения грехов, но не ввергнет в беду своих малюток.
Римский Папа ответил ей незамедлительно.
Его Святейшество считает Агнесс доброй и благочестивой женщиной, введенной в заблуждение по незнанию канонов церкви. Римский Папа разделяет ее озабоченность судьбой своих детей, и поэтому, если она покинет короля и уйдет в монастырь, Святой Престол объявит их законными, ибо она считала их таковыми, когда они рождались.
Но в одном Папа был неумолим – церковное отлучение не будет снято, пока Агнесс и Филипп не расстанутся навсегда.
Дворец погрузился в мрачное оцепенение. Король заперся в своих покоях и ни с кем не общался. Агнесс уехала из Парижа.
Она убедила себя, что должна спасти Францию от неминуемой гибели, которая ей грозит, если отлучение не будет снято.
Она решила принести великую жертву.
Филипп, меряя шагами тесную комнату, где он уединился, клял себя и оправдывался перед собою, зная, что Агнесс поступает так и ради него, и ради Франции. Ее любовь не угасла, но она пожертвовала любовью. Но иного выхода не было.
С ужасом он представлял себе, как выйдет сражаться во главе армии, заранее знающей, что ее ждет поражение. Благо Франции дороже чувств короля и королевы, и жертва была необходима. И все же…
Он не мог смириться с мыслью, что потерял Агнесс.
Филипп проклинал свой злосчастный рок. Почему он обречен терять всех тех, кого полюбил?
Любил ли он Изабеллу, мать Людовика? Не очень уж страстно, но она была очаровательным созданием, мягким, добрым… Иногда он улавливал в Людовике схожесть с матерью.