От этих слов Дэлзиел весь как-то осел в кресле, на его тучном теле собрались складки, и, запустив руку под рубашку, он стал почесываться совсем как какой-нибудь неандерталец. Вид у него был почти побежденный. Подобное зрелище выглядело малопоучительным для Паско.

— Если вы намерены оповестить весь свет, что врач по моему указанию осматривал Свайна, поскольку его жена была наркоманка, что ж, валяйте, — огрызнулся он. — По-моему, вся эта милая беседа сводится к тому, что вместо одного заявления от вашего клиента мы имеем сейчас два. Весело, ничего не скажешь.

Это был необыкновенно слабый для Дэлзиела контрудар, что Теккерей не преминул дать ему понять.

— Именно так, — подтвердил он с холодным смешком, — и давайте считать, что один из них черновой, а другой окончательный вариант. Ведь первоначальное представление очевидца о том, что произошло, бывает ошибочным, не правда ли? Уж вы-то как никто должны это знать, мистер Дэлзиел.

— А?

— Я говорю о вашем собственном заявлении. Успокойтесь, я не совершал налета на ваш офис. Я просто беседовал с мистером Тримблом по совсем другому делу и упомянул случайно о том, как меня беспокоят все эти задержки, в частности, из-за того, что они причиняют страдания миссис Делгадо, слишком больной, чтобы самой приехать сюда, и, естественно, с нетерпением ожидающей, когда тело ее дочери будет отправлено в Соединенные Штаты для похорон. А мистер Тримбл, хоть и был полон сочувствия, предупредил меня, что, раз показания разных свидетелей не совпадают, а среди свидетелей оказался один из старших офицеров полиции, он, конечно же, склонен полагаться на версию именно этого человека.

— Как мило с его стороны, — в ярости процедил сквозь зубы Дэлзиел.

— Действительно мило. Поэтому я сделал вывод, что он ссылался на вас, и подумал, не захотите ли вы еще раз обдумать все детали вашего заявления? Все мы делаем иной раз ошибки. Я уверен, что ваш богатый опыт содержит множество примеров, когда даже хорошо тренированный наблюдатель может обмануться.

Дэлзиел бросил на Паско взгляд, суливший суровую кару. «Неужели он мог подумать, что я рассказывал Идену про мой следственный экспериментик!» — ужаснулся Паско.

Теккерей поднялся и стоял теперь, опустив руку на плечо Свайна. Потом он слегка надавил на его плечо, и тот тоже встал.

— Здорово! — воскликнул Дэлзиел. — Веревочек почти не видно!

— Простите? — проговорил Теккерей с подозрительной мягкостью в голосе.

Паско пытался мысленно послать своему шефу предупредительные сигналы. Эта битва проиграна. Остается только отступить в укрытие и перегруппировать войска. Бессмысленно вставать во весь рост в окопах и пытаться закидать бейсбольными битами неудержимо надвигающиеся танки.

Но Дэлзиел предпочитал воинские почести благоразумию.

— Я только хотел сказать, интересная штука, этот ваш шок! Напрочь лишает дара речи, за исключением только, когда эту речь написал кто-то другой.

Свайн, похоже, хотел что-то гневно ответить, но Теккерей быстро нашелся и разрядил обстановку, сделав вид, будто неверно истолковал слова Дэлзиела.

— Если вы намекаете на решение моего клиента принять участие в готовящейся постановке мистерий, так ему это рекомендовали в качестве очень действенной терапии. Ролевые игры давно получили заслуженное признание в качестве психологической реабилитации пациента. Да и что способно лучше помочь искупить вину, чем возможность приобщиться к величайшей вине из всех?

Паско сгорал от желания узнать, что скрывалось за этими словами. Неужели Свайн и правда будет играть в постановке Чанг? И если это так… Но Теккерей еще не закончил.

— Слыхал, что вы тоже собираетесь выйти на подмостки? — любезно спросил он.

— Собираюсь.

— В качестве Бога, полагаю? Думаю, что на вас подобный опыт тоже может оказать благотворное влияние. И я надеюсь, что ваше очевидное желание сыграть в одной сцене с мистером Свайном говорит о скором разрешении этого мучительного недоразумения и успешном расследовании столь трагического дела. До свидания.

Он вышел. Свайн последовал за ним, но задержался на пороге и произнес без всякого выражения на лице, так что невозможно было понять, издевается он или ищет примирения:

— Увидимся на репетиции, — и тоже покинул комнату.

Дэлзиел открыл ящик стола и достал оттуда бутылку и стакан. Потом налил себе непомерно огромную порцию и медленно выпил все до дна.

— Ну, давай выкладывай, — приказал он. — Когда у тебя такой вид, это значит, либо тебя мучит геморрой, либо ты обдумываешь что-то серьезное. Говори, не стесняйся!

— Да я ничего, — промямлил Паско, — только… странное это дело…

— Заметил, да? Ну, слава Богу, что мы тебя повысили! Такой проницательный мужик, как ты, заслуживает того, чтобы его на самый верх поставили!

То, что шеф, разбитый. Теккереем в пух и прах, несправедливо набросился на беззащитного Паско, было неудивительно, однако очень обидно.

— Это дело и правда странное, — поспешил он закончить свою мысль, — что, однако, вовсе не значит, будто оно подозрительное. На самом деле, все это никак не тянет на хитроумный замысел. Разве не может быть, чтобы произошло именно то, что говорят оба: Свайн и Уотерсон, и что вы, с небольшим несовпадением, частично видели — самоубийство или в крайнем случае — трагический несчастный случай?