Телеман зашел в книжный и купил обычный блокнот. Удобного формата, со скругленными края­ми и резинкой, чтобы закрытый блокнот не распа­хивался при ходьбе. Многие художники и писатели, если верить плакату в книжном, выбирали блок­ноты этой марки: Аполлинер, Пикассо, Гертруда Стайн, Хемингуэй и прочие. Хотя никто из них не писал пьес, думает Телеман. Они в основном чири­кали о всяких пустяках, а некоторые и вовсе ри­совали. Видимо, у них не было театральной жилки. Рисовать-то — это не бином Ньютона, рисуют вон даже дети. Не говоря уж о сочинении складных историй и тем более стихоплетстве! Телеман даже усмехнулся. Вот театр — дело другое. Это занятие для избранных. Но блокнотик приличный. Никаких надписей. Пустые страницы. Даже не линован­ные. Это хорошо. Линейки не сочетаются с театром. Ему соприродны чистые пустые страницы. Пустота. Крик в пустоте. Вопль из недр земли: Страх и Тре­пет! Вот что называет театром Телеман.

Вернувшись на трибуны, Телеман погружается в записи. Россия, пишет он, обводит слово в кру­жок и строчит дальше: озверелость, запрет на ку­рение, нацистский китч, сторож, возможно, ему стоит определить сторожа в главные герои, а поче­му бы нет, у сторожей красивая форма, их профес­сию легко использовать как символ, поддерживать чистоту, ремонтировать испорченное, «РЕМОН­ТИРОВАТЬ», пишет Телеман большими буква­ми и подчеркивает слово, но не обрывает линию, а продолжает ее, превращая в стрелку, которая ука­зывает на следующее слово, которое он еще не на­писал, да, слово, слово, например, «КЛИМАТ». Он пишет «КЛИМАТ», но тут же жалеет об этом, кли­мат — это скучно, экзистенциально скучно, он вы­черкивает Л и М, переставляет на другое место А, добавляет Й и получает «КИТАЙ». Ремонтиро­вать Китай? Это можно считать театром? Телеман долго думает. Наконец улыбается. Черт возьми, конечно же, это театр.

В нескольких метрах от него на трибуне сидит женщина. Телеман принял ее за маму соперницы Хейди. Он заключил это по тому, что она не спуска­ет глаз с русской девочки и пару раз в раздражении вскрикивала и взмахивала руками. В принципе она может быть тренером русской, но Телеману кажет­ся, что русские тренеры так не выглядят. Ей за тридцать. И одета она как американская первая ле­ди. Юбка и такой же жакет, это, наверно, и называется костюмом, думает Телеман. Костюм сам по се­бе уже театр. Он записывает «КОСТЮМ». Женщи­на очень привлекательна. Если уж говорить прямо. Он смотрит на нее, и она видит, что он смотрит.

What are you writing? [10]

Oh, nothing, really. [11]

It must be something. [12]

Yes. Well, sometimes I hope it is theatre. [13]

Wow. So you are a theatre writer? A, what is it called... a dramatist? [14]

That is a big word. [15]

When we are in Moscow we see a lot of theatre. [16]

OK? [17]

A lot. [18]

So your daughter is interested in other things than tennis, if that is your daughter, I mean? [19]

That is my daughter, yes, Anastasia. [20]

Like the Tsar daughter? [21]

Excuse me? [22]

Your daughter's name is the same as the youngest daughter of the Tsar that was... you know... with his family... in 1918? [23]

Yes. [24]

I am sorry. [25]

Are you sorry? [26]

That they were killed so brutally, you know, even though something had to be changed... well... any­way. She is a good tennis player. [27]

Your daughter is good also. [28]

Not as good as yours. But she is ok. [29]

She is not angry enough. But I like her style. [30]

Thank you. And your daughter is angry? [31]

Oh yes, she's angry. [32]

How do you keep her angry? [33]

I have my methods. [34]

OK. And your husband? [35]

What do you mean? [36]

What I mean?.. is he a tennis player, too? Is he in Mixing Part as well? [37]

Mixing Part? [38]

Oh, that's what I call this place. [39]

I see. [40]

So is your husband here? [41]

No, no. Working. [42]

So he is a working man? [43]

Absolutely. [44]

Is he... let me guess... something with oil? Gaz­prom? Is he an oligark? [45]