Драмгул сидел перед экраном в кресле, грея в изнеженных пальцах свой неизменный коньяк. За его спиной с рюмкой побольше, наполненной виски, стоял Палач. По тому, как улыбался Фрэнк и как смотрели на него остальные, начальник тюрьмы и Палач догадались, что все пьют за Фрэнка. Усмехаясь, Драмгул тоже поднес рюмку к губам.

— За твой проигрыш, Леоне, — произнес он. — За твои страдания, за твои грядущие муки, за твои унижения, за твое разочарование в этой жизни.

— За твою смерть, — добавил Палач. Они выпили.

— Интересно, хватит ли им спиртного, чтобы начать? — спросил Драмгул.

— Вместо двух бутылок вина, им подложили две бутылки виски.

— Надеюсь, того самого?

— Да, того самого, — ухмыльнулся Палач.

— Отлично, — Драмгул снова пригубил рюмку. — Важно, чтобы они все его попробовали.

— Насколько я вижу, — Палач прищурился и слегка нагнулся к экрану, пока они все пьют именно из той бутылки.

— Все же ужасная дрянь, — сказал, поморщившись, Фрэнк и поставил стаканчик на плексиглас.

— Зато мы пьем за твое здоровье, — снова хохотнул Даллас.

— Да, такое ощущение, что туда что-то подмешали, — сказал, усмехаясь, Джон.

— Да бросьте вы, — сказал Даллас, — это лучшее виски, какое здесь можно купить за три доллара.

— Просто ты отвык от спиртного, мой мальчик, — сказал, обращаясь к Джону, Здоровяк, он откинулся на потертую матерчатую спинку алюминиевого шезлонга и закурил гаванскую сигару. — А ты занюхай свое пойло дымком и все будет о'кей.

— Да мы уже и без дымка все под кайфом, — вдруг засмеялся Джон.

— Ага, забрало, — сказал Здоровяк, выпуская дым. — Хорошо пить тем, кто мало весит. Им меньше надо.

— Это только в тюрьме, — захохотал Даллас, — где выпивки немного и она редка. А на воле, где ее залейся, лучше уж долго пить и много, по крайней мере удовольствие можно растянуть.

Фрэнк взял новую бутылку и разлил еще.

— Давайте за нас, за то, что мы не сдаемся. За то, что придет час, когда мы вот также чокнемся на воле.

Они снова чокнулись и снова выпили.

— Я вот, — сказал Даллас, — когда мы с Фрэнком в «Олби» сидели, разбавитель пил для лаков и то ничего. Помнишь, Фрэнк?

— Я не пил и потому не помню.

— Мы в этот разбавитель соли набухали и активированного угля, ух и весело же потом было.

— Это «как в России», называется, — сказал Здоровяк. Даллас обернулся к нему:

— Почему «как в России»?

— Да у меня был один русский знакомый, он оттуда, от коммунистов сбежал. Давно это было, правда, лет пятнадцать назад. Вот он рассказывал, что у них там водка дешевая, зато очереди — не подойдешь, и потому быстро кончается. Вот они и пьют там все подряд. У них даже поговорка есть: «Пей все, что горит. Е... все, что шевелится».

Они дружно расхохотались и распечатали еще пару бутылок.

— Да, девочек нам здесь очень не хватает, — вздохнул Здоровяк.

— Счас бы, эх, поставить кому, — крякнул Даллас, разливая еще.

Они выпили.

— Э-э-э, эта, эт-та, — вдруг сказал Здоровяк. — Вы т-тут, н-не пейт-те. Я сейчас.

— Ты по большому что ли или по маленькому? — спросил его, слегка покачиваясь на табуретке, Джон.

— Вид-дишь, как-о-ой я бо-ольшо-ой? — ответил Здоровяк, поднимаясь из-за стола.

— Значит, по большому, — кивнул головой Джон. Здоровяк вышел.

— Эк его разобрало, — усмехнулся Фрэнк.

— А еще м-масс-са говорит, — промычал Даллас. — Хорошо тем, у кого масс-сы мало.

— Он не масса, говорил, а вес, — сказал Джон. Даллас посмотрел на него в упор.

— Нет, мас-са!

— Нет, вес! — зло ответил ему Джон.

— А я говорю — масса! — хлопнул ладонью по столу Даллас так, что стаканчики и виски подпрыгнули, зазвенев, а полбатона хлеба упало на пол.

Джон набычившись поднялся.

— Да ладно вам, бараны, — сказал Фрэнк, беря Джона за рукав и сажая его на место. — Выпьем за дружбу.

Он разлил и заставил их чокнуться. Они выпили.

— А почему бы нам не покататься? — сказал вдруг Даллас. — Делали мы делали эту крошку, а для чего, собственно?

— Фрэнк, правда? — сказал Джон. — Я ощущаю такой подъем сил. Я чувствую себя супермэном. Мне кажется, сейчас я могу все. А может, просто пойдем вот так, напрямик? Ведь они не смогут нас не пропустить! Ведь они же увидят, какие мы, и выпустят нас на свободу!