Марина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Все оказалось предельно просто – это Нателла отомстила сопернице, решив подставить по обвинению в убийстве подполковника милиции. Умно придумала, все просчитала, только одно не учла – никто не знал о том, с кем именно крутит роман подполковник Ромашин, только Хохол. А он не сдал бы свою любовницу ни при каких обстоятельствах. Вот и вышло, что погиб начальник ГУВД от рук неизвестного. Против Хохла улик не было – он никогда не бывал в этом доме, его отпечатков там быть не могло. Да-а! И что теперь делать с этим знанием?

"Сдать дуру на кичу? Я не докажу, что это она. И никто, кроме Нисевича, не видел ее там, а он теперь мертв. Круг замкнулся. Черт…"

– Я думаю, что нам с тобой только одна дорога – предъявить ей эту кассету и припугнуть, что Нисевич согласился дать показания в суде, – заговорил Хохол, поняв, о чем думает Марина. – Никто ведь не знает, что мы его… Пусть валит по-доброму отсюда вместе с пацаном своим.

– Я не могу… понимаешь, не могу – там этот ребенок, сын Егора… – простонала она, вцепившись себе в волосы. – Стоит мне только его увидеть, и я поплыву, сломаюсь. А я не могу позволить кому-то думать, что взял верх надо мной, особенно этой соплячке! Женька, не могу, понимаешь?

– Успокойся! Это единственный реальный шанс выкинуть ее из города тихо и почти без криминала. Я не хочу смотреть, как ты мучаешься при мысли о том, что она здесь живет. Я поеду к ней сам.

– Нет!

– Тогда решайся, Маринка, – жестко произнес Хохол, глядя ей в глаза. – При этом раскладе менты никогда не нароют, кто завалил Ромашина, с меня все обвинения сняли, тебя вообще никто не видел. А этой мартышке тоже нечего бояться – кассету мы у себя оставим, а не ментам сольем, пусть живет и радуется.

– Я бы на ее месте потребовала отдать запись, – машинально почти отметила Марина, но Женька не согласился:

– Если бы она была ты, мы с тобой сейчас не беседовали бы дома в креслах, а кормили клопов на киче. Если вдруг заикнется, скажем, что это гарантия того, что она не появится здесь больше.

– Господи, когда ж это все кончится-то? – вздохнула она, сжав пальцами переносицу.

– Никогда, – пожал плечами Женька. – Это наша жизнь, котенок.

– На хрен такая жизнь…

– О, понесла! Прекрати это, Коваль, я серьезно тебе говорю. Ты молодая, вполне благополучная девка – грех жаловаться.

– Да, грех, – эхом откликнулась она.

К Нателле Марина поехала через неделю, настроившись на долгий и непростой разговор. Перед этим заехала в "Бэлль", сделала прическу и обновила маникюр. Хохол фыркнул:

– Не к мужику на свидание, чего выделываешься?

– Отвали. Это для себя лично.

Женька замолчал, понимая, как ей трудно сейчас, как она пытается собраться перед тем, что предстоит ей увидеть и услышать.

Нателла жила в самом центре, совсем недалеко от дома Беса, находившегося сейчас за границей. Пахан лечил потрепанные нервишки, диагноз ВИЧ-инфекции, к счастью, не подтвердился, но у Гришки началась депрессия, да и от наркоты ему нужно было отойти.

Стоя перед дверью квартиры, Марина сделала два глубоких вдоха, сжав руки в кулаки и потом резко их расслабив – это помогало сбросить напряжение. Коротко взглянув на стоящего рядом Хохла, тихо велела:

– Звони.

Он сжал ее руку и надавил на кнопку звонка.

– Да-да, иду! – раздался за дверью женский голос. – Сейчас!

Дверь распахнулась настежь, и в полутемном коридоре Коваль увидела Нателлу в домашнем платье.

– Не стоит открывать дверь, не спрашивая, – машинально посоветовала Марина, входя в квартиру.

Обалдевшая девица даже рот закрыть не могла, так и стояла на пороге, комкая в руках кухонное полотенце. Женька запер дверь и подтолкнул Нателлу в комнату:

– Только не ори, и ничего не случится. Ты одна?

– Что?.. А… да, я одна, только сын… – забормотала она, не сводя с Коваль испуганных голубых глаз.

Марина села в кресло, достала сигареты:

– Можно?

– Да, конечно, курите…

– Не стой в дверях, присаживайся, – пригласила Коваль так, словно это не она пришла в гости. – Я приехала поговорить с тобой.

– Нам не о чем говорить, Марина Викторовна, – взяв, наконец, себя в руки, сказала Нателла, сев во второе кресло.

– У меня несколько другое мнение. Хохол, диктофон.

Женька включил диктофон, и комнату заполнил голос Нисевича. Прослушав запись, Нателла съежилась в своем кресле и затравленно посмотрела на Марину:

– Кто это?

– Это неважно. Важно другое – этот человек подтвердит, что видел тебя в ту ночь возле дома убитого подполковника. Опознает на очной ставке. Как ты думаешь, сколько тебе дадут за убийство, взятое на контроль лично мэром города? – спросила та, постукивая ногтями по подлокотнику кресла. – Мне что-то подсказывает, что никак не меньше пятнадцати лет. Сколько тебе будет, когда ты освободишься? Пятый десяток, жизнь кончится, не успев толком начаться. Сын вырастет, у нас в стране полно детских домов, знаешь ведь.