– Я не пущу тебя одну. Сева, иди отсюда: клиент – туберкулезник.

– А вы как же? – нерешительно остановился Сева, но Марина показала ему две плотные маски, прихваченные в аптеке:

– Не переживай, мы ж профессионалы. Иди к пацанам, я ведь не одна – с Женькой.

Охранник ушел, а они с Хохлом двинулись дальше, в комнату.

Денис сидел у окна на стуле, курил, отрешенно глядя на улицу, равнодушно повернул голову на звук шагов, но, увидев Марину, дернулся и едва не упал:

– Ты?! Как ты нашла меня?!

Коваль ни за что не узнала бы Нисевича – до того он изменился за эти без малого десять лет. Его некогда красивое лицо теперь напоминало череп, обтянутый кожей, черные глаза потускнели и ввалились, он очень сильно похудел, что и неудивительно при его заболевании.

– Дурацкий вопрос, – стараясь вести себя спокойно, ответила она. – Я тебя не искала, насколько ты понимаешь. Но, раз так сложилось, давай быстро покончим с делами, и я уеду.

– Не держи маску в руках, Коваль, надень ее – ведь знаешь, наверное, что со мной, – снова закашлявшись, попросил он. – А ты совсем не изменилась, Маринка, все такая же красотка, как была, – продолжил Денис, разглядывая бывшую любовницу внимательно и пристально. – Только волосы… раньше они не такие были, зачем покрасила?

– Мы о моей внешности будем говорить? – Она осторожно присела на край стоявшего рядом с дверью стула, и Хохол моментально оказался сзади. – Скажи мне все, что знаешь о той ночи, Дэн, и мы с тобой больше не увидимся. – Коваль вынула из кармана пачку сигарет, закурила.

– А с чего ты взяла, что я не хочу тебя видеть? И разве ты сама не рада меня видеть? – усмехнулся Нисевич, потянувшись за новой сигаретой.

– Ты прекрасно знаешь, что я была бы рада видеть тебя мертвым.

– Крутая стала, – оценил Денис, закурив. – Ты бы не курила, красотуля, – насмешливо посоветовал он. – Табачный дым не защищает. А лучше пойдем во двор, на воздухе вообще риск минимальный.

– Нет, – отрезала она, прекрасно понимая, что не может позволить ему распоряжаться собой даже в мелочах. – Мы будем разговаривать здесь.

– Ну, смотри, моя совесть чиста, я предупредил тебя. Что, Хохол, а ты помнишь меня? – обратился он к Женьке. – Помнишь, как я пулю у тебя из плеча вынимал?

– Дальше что? – прищурился Хохол, переместив руку со спинки стула на плечо Коваль.

– Ничего, так, к слову. Теперь, значит, саму Марину Викторовну охраняешь? Молодец, высоко залез. А знаешь, кто для меня твоя хозяйка? Эта стерва мне всю жизнь испоганила, с самой юности, как змея, возле меня была, все сердце изжалила.

– А ты? – по-прежнему спокойно спросила Коваль. – Ты что сделал с моей жизнью, Дэн? Со мной?

– Тебя что-то не устраивает в твоей жизни, моя дорогая? Ты, насколько я вижу, в шоколаде, упакована по полной программе, живешь в свое удовольствие. Мужиков меняешь, и муж у тебя очень непростой был, и любовники тоже сплошь видные люди. Так что грех тебе жаловаться, Маринка. Это я в дерьме по уши – отсидел ни за что, туберкулез подхватил, недолго осталось землю топтать. Знаешь, что это такое – когда тебя, здорового, суют в камеру к туберкулезникам? Когда кругом все кусками легких харкают и нет возможности скрыться? – Денис закашлялся, отвернувшись к окну, а Хохол повернул Марину лицом к себе, прижал к куртке. – Правильно, Хохол, ты береги ее – дорогая игрушка-то. И ведь вот что интересно – это я научил ее всему, что она умеет в постели, только я, с малых лет приучал, делал из нее то, что мне было нужно. Прикинь, как мне было здорово сознавать, что вот эта офигенно красивая девка, такая гордая, стервозная, в любой момент будет делать то, что захочу я, и в голову не придет ей сказать мне "нет". И так было много лет, ты помнишь это, Коваль? А я вот помню, каждый твой жест помню, взгляд, позу каждую, да вообще все. О, черт, Хохол, ты не видел, как это красиво – черные чулки, связанные руки, распущенные волосы… губы чуть приоткрытые и влажные… – Нисевич прикрыл глаза, словно воскрешая в памяти моменты их близости. – Это непередаваемо. И глаза… взгляд – смесь ненависти и покорности… Ты и сейчас такая, как была? Можешь не отвечать, я видел тебя с этим ментом – о, я потом три ночи не спал, все представлял тебя, Коваль…

– Так, ты закончил дрочить? – зло перебил его Хохол. – Хватит нести чушь, иначе я тебе облегчу страдания. Говори по делу.

– Не кипи, Хохол, всему свое время. Я так давно не видел свою девочку, соскучился, могу продлить удовольствие? Иначе ничего не скажу. И вообще – шел бы ты на крылечко курить, – неожиданно заявил Денис. – Вот, точно – пойди, погуляй, а мы пообщаемся.

Это было как раз то, чего Марина и боялась, – остаться наедине с Нисевичем. Но и Хохол тоже это знал:

– Я ни шагу из этой комнаты не сделаю. А ты, если не хочешь умирать долго и в страшных мучениях, выкладывай все, что знаешь.

– Я за жизнь не цепляюсь – уже незачем.

– Врешь. А физических страданий боятся все, поверь мне на слово – я не таких ломал.

– Да-а, Коваль, не выйдет у нас интима, к сожалению, – проговорил Нисевич, устремив на Марину пристальный взгляд. – А ты помнишь, как у нас с тобой все было? Помнишь, как бегала ко мне на дежурствах? И как я тебя любил…

Она вздрогнула, но взяла себя в руки и, глядя ему в глаза, прочла:

– До сих пор на свете не было людей, что не забывают!

Ведь и у нас так много лет прошло различных…

– Обалдеть! – засмеялся Нисевич. – Это ж кто так вложился в твое образование, дорогая? Не иначе как Череп твой поработал, помню, любил он это дерьмо японское – единоборства, кодекс самурая… И тебя, значит, приучил? Ресторан-то японский в его честь открыла, а, Коваль? Памятник погибшему любовнику? Молодец, не забываешь тех, кто добро тебе сделал. А со мной-то как же? Что ты оставишь в память обо мне?

– Шрамы, сука, которыми ты меня украсил, – стараясь не потерять контроля над собой, процедила Марина. – И татуировку, которая так навсегда и останется.